Рассвет после ночи

Сам диктатор не смог защитить Пацакиса-младшего, хотя был во многом обязан Пацакису-старшему. Значит, какие-то силы могли наносить ощутимые удары, не считаясь с властями предержащими. Кто будет следующим? Борьба была и в верхушке хунты поначалу подспудная: кто будет ближе к диктатору; затем борьба обострилась, принимая порой открытые формы. Главной причиной было недовольство многих диктатором, который никакими заметными государственными и политическими делами себя не проявил. Поговаривали, что вполне возможен «домашний» переворот — замена диктатора, который в обстановке всевозрастающего недовольства в стране будет способен укрепить власть.

Перед отъездом из Афин Котиков перечитывал свои записи в дневнике. И страницы оживали. Ему вспомнилась короткая встреча с молодой гречанкой по имени Ниса, которая скрывалась от агентов тайной полиции. Оказалось, что она вместе с Никосом Ставридисом участвовала в подпольных радиопередачах в первые дни после переворота.

— Вы же очень рисковали, — сказал журналист.

— А кто не рискует? Борьба без риска не бывает. Разве не рискуют две гречанки в черном и красном, люди, продолжающие бороться на островах смерти? — ответила Ниса.

И затем протянула Котикову листочек бумаги со стихами, которые тот быстро прочитал.

Ниса добавила:

— И музыка! Существуют песни нашего движения сопротивления.

Журналист догадался, что девушка думала о Никосе Ставридисе, который не сдавался и каким-то чудом передавал свои песни с островов смерти. Эти песни всюду.

Благодаря счастливому случаю Ниса, как она сама рассказывала, вступила в ряды антидиктаторского сопротивления. Несколько дней участия в рискованных радиопередачах вместе с Никосом Ставридисом и его друзьями оставили в ее душе глубокий след. Хунта делала отчаянные попытки перетянуть молодежь на свою сторону. Была даже создана полувоенная молодежная фашистская организация с «красноречивым» названием «Храбрые». Но «храбрецов» оказалась жалкая куча, организация вскоре перестала существовать, так же как и неофашистская студенческая ЭКОФ. Ниса рассказала о том, как студенческая молодежь — большая ее часть — решительно включилась в противоборство с диктатурой.

— Наша организация — Коммунистическая молодежь Греции — все ширится и крепнет! — воскликнула Ниса.

Какой рассказ получался о борющейся молодежи Греции! Котиков, не называя настоящего имени Нисы, рассказал о ней своим читателям, о члене греческого комсомола, организации, которая под руководством компартии с каждым днем все активней борется с антинародным режимом.

…В Пирее на берегу живописного залива была маленькая таверна, которая славилась блюдами из свежей рыбы и доступными ценами, поэтому здесь за столиками обычно собирались простые труженики. Котикову она очень нравилась тем, что тут можно было спокойно посидеть с друзьями. В один из последних дней своего пребывания в Афинах журналист с несколькими советскими коллегами приехал сюда. К их столику подошел пожилой грек — однорукий официант. Кто мог подумать, что эта встреча с бывшим владельцем маленькой кофейни в Плаки, Харалампосом, будет столь интересной.

— Русские? — вдруг спросил официант, расставляя посуду на столе. Потом огляделся и продолжил: — Есть и у меня хорошие русские друзья.

— Кто же они? — спросил Котиков.

— Артисты. Несколько лет назад приезжали из Москвы. Пригласили меня на свой спектакль. Про историю… иркутскую историю. А потом все были в моей кофейне. В Плаке. Я им сказал, что тоже… вроде артиста, на Макронисосе мы ухитрились участвовать в спектакле. Та пьеса называлась «Дальняя дорога». Автор ее — русский. О, что было! Сначала они мне не поверили, а когда я им привел слова из этого спектакля и переводчик в точности перевел, то один из русских сказал, что я настоящий заслуженный артист Греции. Заслуженный заключенный я. И сцена моя — Макронисос. Тогда в кофейне мы пели про Макронисос. Мой друг написал песню об этом проклятом острове. Сейчас я опять там побывал. Выпустили. Однорукие им не нужны камни ворочать. Тогда тринадцать и сейчас больше пяти лет просидел. Почти двадцать лет отняли и руку в придачу.

Таверна давно опустела. Лишь журналисты, тесно сидящие за одним столом, остались, слушали удивительную одиссею грека по имени Харалампос.

— Артисты из Москвы писали мне, а после…

Рассказчик махнул рукой, продолжил тихо:

— В общем, после переворота если письма и были, то до острова не доходили. Разорили, снесли кофейню «Самандос», самого Самандоса тоже схватили — и на остров. Лишь сыну его удалось скрыться.

— А кто песню о Макронисосе написал? — спросил Котиков.

— О Ставридисе слышали?

Котиков утвердительно кивнул.

И еще Харалампос рассказал, как помогли ему товарищи, многие из которых были с ним на Макронисосе, — устроили официантом к надежному хозяину рыбиной таверны. Не пропадать же инвалиду, участнику Сопротивления с голода! Поступили по закону товарищеской солидарности.

И об этой встрече был написан очерк «Эллады славные сыны».