На что он рассчитывал, ответить сам себе Ахиллес Пацакис не мог. Может быть, им двигало любопытство и желание после стольких лет вновь увидеть певицу, которая сделала блестящую карьеру, но продолжает свою бунтарскую деятельность, обрядилась во все черное и вот уже несколько лет появляется на сценах только так, словно находится в глубоком трауре? Пацакис тоже был в черном — после гибели сына. Его приезд в отель был замечен, служители согнулись в низком поклоне… Он знал, что госпожа Киприанис у себя, и без предупреждения постучал в дверь номера. Когда Елена открыла дверь, она не сразу узнала старого знакомого, заметно исхудавшего и сгорбившегося. Первым ее желанием было захлопнуть дверь. Но, секунду поколебавшись, она пригласила гостя войти в номер. О чем они говорили во время этой встречи, продолжавшейся считанные минуты, никто так и не узнал. У Елены были свои счеты с Пацакисами. Главное — их дороги давно разошлись, и оба знали, что они больше никогда не сойдутся. Но сегодня у Ахиллеса Пацакиса, как он думал, был на руках сильный козырь. Он тоже ненавидит хунту, как и госпожа Киприанис. Да, он финансировал главарей переворота, но разочаровался, убедился в продажности и беспринципности диктатора и его окружения. Он поможет организовать концерт в Нью-Йорке, и это будет его, Пацакиса, месть временщикам в Афинах. Месть за сына… И осекся под взглядом Елены, в котором прочитал: «А другой сын служит хунте».
Вот так судьба еще раз столкнула мультимиллионера и известную певицу, которая опять не попалась в хитро расставленные сети. А вероломный Ахи Пацакис присоединился к ярым противникам артистов в Штатах.
После гастролей в нескольких латиноамериканских странах греческая группа приехала в Чили. В Сантьяго Елену встретили знакомые оперные артисты, а Лулу взял под опеку очень энергичный гитарист-певец, с которым она познакомилась на одном из международных фестивалей молодежи. Как ни пытались организаторы концертов убедить гостей, что в чилийской столице все спокойно и мирному течению жизни ничего не угрожает, все же чувствовалась какая-то напряженность вокруг… На первом же концерте, прошедшем с большим успехом, когда умолкли восторженные аплодисменты и публика двинулась к выходам, раздались громкие выкрики. Гитарист-певец с негодованием объяснил удивленной Лулу:
— Это фашисты. — Молодой чилиец по имени Луис крепко сжал кулаки, словно готовился к драке с крикунами, которые пытались испортить впечатление от концерта. — Трусы несчастные. Крикнули и убежали, смешались с толпой. Сделать свое черное дело раньше побоялись. Растерзали бы этих недобитых фашистов.
— У нас тоже так бывало… до переворота, — сказала Лулу.
— Сперва крикуны, потом танки! — не мог успокоиться Луис. — Так действовали и действуют фашисты.
— Пока не поздно, их надо остановить. В Греции мы опоздали…
— Ни в Греции, ни у нас фашизм не пройдет!
Темпераментный чилиец напоминал гречанке отца: Ставридис тоже долго не мог успокоиться, когда фашистские молодчики устраивали провокации во время концертов, угрожали певцу расправой… Месяца за два до переворота, когда Лулу шла на молодежный вечер, у входа в клуб она увидела афишу с портретом Никоса Ставридиса: к голове певца чьей-то рукой была пририсована петля.
Об этом случае Лулу рассказала в столичном молодежном центре, куда ее привел Луис и уговорил выступить. Лулу была поражена, когда на сцену вынесли плакат: Луис с гитарой и тоже с петлей…
— Фашизм везде одинаков! — бросил в тишину зала Луис, которому тоже угрожали смертью за его песни. А Лулу взяла его гитару и запела песню, которую сочинил ее отец после того случая с плакатом:
Зал встал и аплодисментами приветствовал песню.
В прибрежном Вальпараисо сценой была большая деревянная площадка, наспех сколоченная к приезду в город греческих артистов.
— Сейчас мы едем к московскому дому, — объяснил Луис. — Это большой домостроительный комбинат, который мы возводим с помощью красной столицы.
— Красной? — переспросила Лулу.
— Кто был в Москве, ее называет так, — улыбнулся Луис. — И по цвету красная она, и характер у нее красноармейца.
В этот день грекам довелось встретиться с человеком, которого в Чили называли не иначе как «красный президент». Он приехал на стройку поблагодарить русских за «московский дом», благодаря которому будут расти высокие и красивые здания на чилийской земле.
— Наши греческие гости приглашают послушать свои песни, — обратился «красный президент» к русским специалистам, и все направились к импровизированной сцене.
Гречанки в черном и красном преподнесли зрителям сюрприз: спели знаменитые «Подмосковные вечера» на русском языке. И с ними вместе пела вся площадь: многотысячная и разноязычная — в центре рабочего города.