Прошла неделя после того, как Никос встретил Хтонию и детей, но все еще не верилось, что после долгой и мучительной разлуки они опять вместе, правда, пока без Лулу, под крышей небольшого дома в «красном поясе» Афин. Наговориться вдоволь никак не удавалось. Сразу же после освобождения у Никоса оказалось много срочных и важных партийных поручений, творческих и личных дел, надо было участвовать в разных совещаниях и собраниях, выступать на митингах, хлопотать о возвращении греческих политэмигрантов… Очень мало оставалось времени для того, чтобы посидеть за роялем, заняться любимым делом. Никос даже шутил, что на островах ему удавалось больше сочинять песни, чем теперь. И все же он уже написал несколько новых песен, одну из которых разучили Костас и Мирто. Никос был рад, что не только Лулу, но и младшие дети, которые взрослели без отца, тоже любят петь, причем поют весьма неплохо, с завидным задором. Новую песню отца на слова известного поэта Крстас и Мирто готовились исполнить на митинге, организованном компартией. К этому событию активно готовился и Никос. Знаменитый певец-коммунист был ответствен за художественную программу митинга.
Это лето в столице, как шутили афиняне, было дважды жаркое — от сильного солнца и накала политической борьбы. Но люди, готовившие праздничный концерт, словно не замечали зноя и духоты. Никос уходил из дома рано утром, а возвращался порой тоже под утро. Бывало, что засыпал тут же за столом, за который садился что-нибудь перекусить. Но поздно ночью накануне митинга, когда Никос вернулся домой, Хтония сообщила ему, что Лулу возвращается в Афины. Сон как рукой сняло. За разговором не заметили, как начало подниматься солнце. Никос посмотрел на часы. До начала праздника оставалось совсем мало времени. Костасу и Мирто не терпелось побыстрее отправиться на стадион, впервые принять участие в подобной политической акции участников антихунтовского сопротивления. Но Хтония сказала, что она остается дома, — надо же кому-то встретить Лулу. Против этого трудно было что-либо возразить, но Никосу очень хотелось, чтобы Хтония была на стадионе, тем более что ведущая концертную программу греческая актриса будет в образе легендарной эллинки, которая в древности спасла Афины от врагов.
— Эллинку, как известно, звали Хтонией, — привел убедительный довод Никос для того, чтобы жена пошла на стадион.
Никос обнял Хтонию, Костас и Мирто бросились к матери, поцеловали, весело закружили ее. Выход был найден. Соседка пообещала: как только приедет Лулу, она сразу же пошлет своего сынишку на стадион за Хтонией.
По дороге на стадион многие узнавали Никоса, приветствовали его. У самого входа произошла неожиданная встреча — Никос увидел рыбака Костаса и студента Георгиса. После острова смерти «радисты» давно не виделись. Друзья крепко обнялись.
— Вот приехали послушать, как ты поешь на свободе, — наконец сказал Костас. — А скоро специально приеду в Афины по делам мэрии и очень надеюсь на помощь старого товарища, которого рыбаки подумывают послать своим депутатом в парламент.
— Кого же это? — не сразу понял Никос.
— А того, кто еще не спел им обещанную песню о буре, — лукаво щуря глаза, ответил Костас.
Никос от смущения не знал, что и сказать, затем поинтересовался у Георгиев, как идут дела.
— Работаю на археологических раскопках, — ответил студент.
— Где?
— Там, где не закончил работу. В лабиринтах старой крепости. Практика нужна для получения диплома.
Никос опустил голову и задумался. Слова Георгиев напомнили о Нисе. Георгис, будто угадав мысли певца, продолжил:
— К годовщине событий в Политехнике наша студенческая организация решила поставить памятник Нисе.
— Да, да, молодцы студенты, — похвалил Никос. — Встретимся, Георгис, после митинга, поговорим еще. Это очень важно. Памятник Политехнике и его героям очень нужен. Я сегодня буду петь о подвиге студентов.
Стадион уже бурлил, отовсюду доносились громкие голоса и музыка. Празднично полыхали красные полотнища. Это был грандиозный легальный праздник КПГ. Но вот призывно зазвучали фанфары, и на трибуну-сцену посреди стадиона вышел мужчина с копной белых волос на голове. По стадиону пронеслось: «Товарищ Седой».
Высокий, крепкий человек, которого многие на стадионе хорошо знали и уважали, начал говорить: