Рассвет после ночи

У въезда в старую крепость гостей ждал сюрприз. Встречавшие их Костас и Георгис стояли около большого горельефа, который выглядел как памятник древности. Но это оказалась совершенно новая работа, сделанная по заказу мэрии, которую возглавлял коммунист Костас Мавридакис. На горельефе воспроизводилась памятная стычка с агентами тайной полиции. Мастерам, видимо, было нетрудно доподлинно изобразить все в камне. Советчиками и консультантами были сами участники — Костас и Георгис. На переднем плане выделялась высокая фигура Никоса Ставридиса с микрофоном в руке. Рядом в позе боксера стоял человек, очень похожий на приехавшего английского гостя. Первый узнал «боксера» мистер Джекобс:

— Джордж! Это же Джордж, черт побери! И Никос очень похож! Джордж много рассказывал об этой «большой драке», теперь я представляю, как досталось ищейкам Пацакиса.

— И самому Пацакису, — сказал Костас.

— Да, друзья, так создается история! — воскликнул англичанин. — Пройдут годы, столетия, эпохи, и такой памятник будет иметь ценность не меньше самых древних эллинских.

— Только нас не будет, — заметил Алексис.

— В том-то и фокус, что будем. Никос, мой брат, все участники памятного случая навечно останутся, о них будут говорить как о; легендарных греках!

Мистера Джекобса нельзя было остановить. Горельеф произвел на англичанина огромное впечатление: он оценил его не только как современник, но и как историк.

— Разве мог подумать Байрон, что его подпись на колонне Посейдона будет магнитом притягивать миллионы людей! — продолжал англичанин. — Когда нашим далеким потомкам будут рассказывать об этих черных годах, никто и не вспомнит полицейскую ищейку, а покажут этот горельеф, назовут гордые имена настоящих греков и их друзей. Байрон был один. На этом горельефе уже много его соотечественников. Ну, Джордж, и обскакал ты своего брата! Каков боксер, а! Олимпийский бог Джордж Джекобс! Звучит?

Котиков разрывался между блокнотом и фотокамерой: надо было успеть записать, сфотографировать… И еще поговорить с мэром, со студентом-археологом Георгисом Эмбрикосом, который был другом девушки в белом.

Мэр развернул лист ватмана и сказал:

— Мы вот с Георгисом набросали текст, который должен быть увековечен на другом камне. Надо написать окончательный вариант. Короткий, ясный…

— И поучительный для будущих поколений! — опять воскликнул англичанин. Он лукаво прищурил глаза, продолжил: — В знак нашей дружбы можно было бы сделать перевод текста на другие языки.

— Да, английский и русский переводы должны быть в первую очередь, — поддержал мэр.

— Тогда за работу! — предложил Никос.

— В нашем лабиринте, — добавил Костас.

В крепости продолжались раскопки. Пояснения гостям давал Георгис. Он еще не получил диплом, но уже был назначен заместителем руководителя археологических работ в античной крепости. Студент заменил погибшего преподавателя — коммуниста Андреаса Киру. Дастоглу уже не было на раскопках. Ждали приезда нового руководителя. Георгис объяснил, что на раскопках, кроме греков, работают англичане, мексиканцы, болгары и впервые русские.

— Советские археологи? — переспросил Котиков.

— Вернее, без пяти минут археологи, — ответил Георгис. — Студенты. Истинные энтузиасты. Великолепные парни и девушки. У них, как они говорят, соревнование. Социалистическое соревнование под девизом: сегодня лучше, чем вчера, завтра лучше, чем сегодня. Советские археологи вызвали на это соревнование болгар. К тем и к другим приглядываются греки, англичане, мексиканцы…

— А зачем приглядываться? — удивился мистер Джекобс. — Если этот девиз идет на пользу делу, пусть работают, как русские археологи. Эх, был бы здесь наш друг Вася, он бы вразумил их.

В подземелье — известном лабиринте, ничего не изменилось с тех пор, когда здесь скрывалась группа «радистов». Даже сохранилась посуда и разная хозяйственная утварь, аккуратно расставленная на каменных скамьях.

— Здесь будет мемориал в память о «радистах», — объяснил Георгис. — Скоро привезут сюда и нашу рацию. Джордж Джекобс обещал разыскать в Англии транзистор, из-за которого началась стычка. Хозяин его нанялся матросом на торговое судно дальнего плавания. Говорят, что транзистор он сохранил как память о Греции.

— А что это за транзистор? — спросил Алексис.

— Расскажу по дороге, — пообещал Никос. — Нас ждет работа над текстом.

— А тебя, Никос, еще и мелодия песни о событиях, происшедших здесь когда-то, — сказал Костас. — Слова обещал написать Георгис.

— Ты еще и поэт? — спросил Никос у студента.

— И еще какой! — похвалил своего друга Костас. — Только стесняется. Послушали бы, какие он написал стихи о… Нисе. От первых же слов в дрожь бросает:

Черный танк и белое платье
превратились в кровь!

Георгис от смущения опустил голову. Костас сказал:

— Никос, возьми у Георгиса стихи. Уверен, понравятся. Скоро годовщина событий в Политехнике.

— Не иначе как парламент должен принять решение дать Никосу Ставридису еще одну жизнь для песен, которые он должен создать, — весело произнес англичанин.