Рассчитывать на спокойный сон было нельзя: есть о чем поговорить двум старым друзьям. Только Самандос после ужина прикорнул.
— Дождемся рассвета, — предложил Никос, и Такие обрадовался этой возможности продолжить разговор.
Крепко спавшего Самандоса с трудом растолкали, когда морское побережье позолотили первые лучи солнца.
Как и тогда, семь лет назад, Никос стоял у окна, всматриваясь в оживающие улицы.
— Первыми просыпаются салоникские розы, — задумчиво произнес он.
Пока Самандос одевался и привадил себя в порядок, Никос у окна тихо пел:
В комнату вошел Такие с тремя чашками черного кофе, «секрет» приготовления которого держал в большой тайне даже от друзей.
— Старый долг, — улыбнулся Такие, расставляя чашки на журнальном столике. — Тогда не успел угостить тебя с Хтонией. Но верил, что наступит такое утро, как сегодня, Никос, и ты попробуешь лучший кофе в Салониках.
— Только в Салониках?
— Мой привычный скромный масштаб. Кофе по-такисобски пьют только в Салониках. Песни Такиса Камбаниса поют только в Салониках.
— Не скромничай, Такие. Тебя вся Греция знает. Твои песни поют в Болгарии, в Советском Союзе. Все мы гордимся твоим мужеством в борьбе против хунты. Советский журналист хочет написать о тебе. И английский гость жаждет побеседовать.
— А я думал, что вы приехали для других целей, — замахал руками Такие.
— И для этого тоже, — настаивал на своем Никос.
— Ну, как кофе?
— Просто великолепен! Утро началось прекрасно: розы и кофе. И никто не помешал. Спасибо тебе, Такие, за такое утро. А теперь поспешим к нашим гостям.
Котиков и Джекобс уже успели выпить кофе и рассматривали новый памятник Александру Македонскому. Все вместе они решили поехать на Салоникскую ярмарку, чтобы в советском павильоне встретиться с приехавшими членами семей погибших и захороненных здесь воинов Советской Армии. Пока ходили по ярмарке, Котиков беседовал с посетителями советского павильона, а затем пригласил друзей познакомиться с представленными экспонатами. В книжном разделе внимание мистера Джекобса привлек длинный ряд похожих друг на друга своим художественным оформлением толстых книг.
— Библиотека всемирной литературы, — объяснила гостю гид, молодая женщина, и взяла с полки одну из книг: — Байрон.
— О, Байрон на русском языке! — воскликнул англичанин.
— Да, один из многих переводов. Но у нас знают Байрона и в подлиннике. И еще пушкинские слова о великом англичанине и герое Греции. По-русски они звучат так:
Мистер Джекобс, не сдерживая нахлынувших чувств, поцеловал руку русской женщины.
— Благодарю вас! — с волнением произнес он. — Я хочу, в свою очередь, подарить вам английское продолжение знаменитого посвящения Александра Пушкина нашему Байрону:
Этот импровизированный русско-английский поэтический дуэт привлек внимание посетителей павильона. Многие узнали Никоса Ставридиса, обступили знаменитого певца и композитора. Котиков опять работал в поте лица: заполнял свой блокнот записями бесед, одновременно успевая и фотографировать. Кто-то спросил, какую первую советскую песню услышал Никос. «Катюшу», — ответил тот и добавил, что еще ему нравятся «Подмосковные вечера», диск с этой песней подарил сам автор, но, к сожалению, хунтисты разбили, он не сохранился…
Котиков с беспокойством посматривал на свои часы: провожатый сказал, что приехавшие родственники погибших советских воинов уже поехали на кладбище. На прощание сотрудники павильона подарили английскому гостю книгу стихов Байрона, а Никосу альбом дисков с советскими песнями, среди которых были и «Подмосковные вечера».
— Даже ради этого стоило приехать в Грецию! — опять расчувствовался англичанин. В ответ на столь дорогой подарок он роздал новым советским друзьям памятные байроновские значки.
По дороге в отель мистер Джекобс сказал:
— Никосу нужны две жизни, а мне два сердца, чтобы вместить все греческие впечатления. На каждом шагу неожиданности, сюрпризы, открытия…
— Утро в Салониках иногда начинается с неожиданностей, — тихо произнес Такие и посмотрел на Никоса.
— Но теперь будут только приятные неожиданности, — ответил Никос. — Греки этого заслужили. Верно, Такис? Вот об этом и напиши песню, хозяин Салоник!
— Эх, еще бы одну жизнь, как сказал наш английский друг! — тяжело вздохнул Такис. — Сколько еще хочется, сколько еще надо сделать! Вот волнуюсь в ожидании того, что будет сегодня у могил русских героев.