Читаем Рассыпается Фейерверк полностью

Под конец Натаниэль, прищелкивая пальцами, поет “На рассвете”*, да так отлично копирует Даунинга, что чудится: сам черно-белый джентльмен в котелке соскочил с экрана. Откуда у уличного бродяги столь безупречный английский? Стоило бы спросить и о том, откуда у него часы, за обладание которыми разбойники вступили в драку… Но сомнения растворяются в звуках музыки. Сейчас время слушать, а не искать ответы. Кто-то как я, подобрался поближе (на коленях у найденыша очень даже уютно, несмотря на стойкий запах йодной мази), кто-то распахнул створки окошек, чтобы не препятствовать ноткам запрыгивать на подоконник; а кто-то делает вид, что его нет, прячась в темной берлоге.


Пока длился ремонт (небыстрый, к слову, мы успели возненавидеть этот бетонный берег с бензиновой водой), Рауль сбегал в город до свету и возвращался после полуночи. Теперь он решил поиграть в Пашу: сидит в клетке и не выходит ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Обеспокоенная Мария несет теплую кастрюльку, но он не отпирает ей дверь. Карлос открывает замок своим ключом и входит внутрь, не позволяя никому даже заглянуть. Окно каюты плотно закрыто, я могу слышать лишь неразборчивое гудение низких голосов, будто двух шмелей заперли в кофейной банке.


Бука показывается перед самым рассветом, когда фонарь дежурного гаснет и шипит голодным керосиновым облачком. Тихо убирает в стойлах, задает зверям корм. После снова прячется в своей раковине из листового железа, едва смягченной полированным деревом наличников.


Флавио расстроен, и об этом знают все. В отличие от тех, кто замыкается во время душевных переживаний, красавчик страдает открыто. Громко, внезапно заливаясь слезами и ярко, оставляя на смуглой коже предплечий длинные царапины. Благо, от ногтей, а не от лезвия. Все, кроме посвященных, уверены, что Флавито решился на признание, а Рауль его отверг. Дети притихли, Мария второй раз недоварила картошку, Вольфганг хмурится и вздыхает. Даже кобыла ведет себя смирнее обычного. Любой конфликт на столь малом пространстве – мучение для всех. Только один Карлос выглядит спокойным. Одна надежда – что привычная работа отвлечет от грустных мыслей.


Спустя еще три дня мы причаливаем ниже по реке, в красивом месте с плакучими ивами. Через десяток лет капли крупных сел сольются друг с другом и станут еще одним городом, ивы вырубят и задушат берег камнем. Но пока здесь курятся вечерние одуванчики и шелестит рогоз.


Шатер возводится медленнее обычного, потому что наша главная рабочая сила тратит уйму времени на прятки от новичка. Удивительно, но никто кроме нас с итальяшкой не обращает на это внимания: репутация мрачноватого отшельника сейчас служит добрую службу Раулю. Благо дело, Натаниэль не спешит исследовать берег и большую часть времени проводит в закутке-кладовушке у камбуза, где ему повесили гамак.


В одно из ветреных утр Флавио спит прямо на палубе после дежурства, завернувшись в одеяло с головой, лишь смуглые пятки торчат. Однако холод пролезает внутрь кокона, заставляя спящего неохотно раскрыть глаза. Он видит большую фигуру, что стоит возле бывшей кладовой. Рауль достает из-за пазухи сверток бумаг и кладет на порог. Верхнюю тут же подхватывает ветер, бука, беззвучно чертыхаясь, бежит за белой чайкой, которой оборачивается полосатый нотный лист. Полосы видны ясно и усыпаны кружевами точек и линий. Наконец, лист схвачен за крыло, Рауль придавливает ноты гладким камнем, что обычно подпирает дверь в камбуз. И уходит.


Флавио уже не хочет спать, и прятаться от холода тоже не хочет. Его лихорадит, палуба – горящие угли, одеяло – раскаленный лист жести. Флавио садится так резко, что стреляет в больном плече, но он специально опирается на руку, доводя боль до сверкающей остроты. Поведение Рауля становится кристально ясным… Флавио ему не мил, а вот этот мальчишка вызвал чувства. Те чувства, на которые, как думалось, бука в принципе не способен. В тихом омуте черти водятся, да только не Флавио их разбудил. Теперь смотрите-ка, пишет песни для возлюбленного!


Флавио поднимается, машинально накинув на плечи одеяло, и ходит по пустой палубе взад и вперед. Чем этот юнец мог зацепить? Мордашка самая обычная, несколько грубоватая, несмотря на то, что отеки почти сошли. Поет красиво? Но Пианистка тоже поет, однако с ней Рауль так себя не ведет. Да, он приносит ей ноты, но не ей персонально, а… Нет, странное поведение началось еще до мюзикла, который пришелец устроил на борту. Значит, просто жалость? Собственное отражение (да, они немного похожи)? Или, может… Флавио вспоминает слова Рауля о штурвале и кусает губу, кусает, кусает, пока во рту не становится солоно. Рауль вырос в хорошей семье, долго жил в окружении достойных людей. Наверняка ему нравятся чистые. Непорочные. Темные брови сходятся у точеного переносья, рот кривит презрение. Одеяло попугайскими крыльями хлопает на ветру.


Перейти на страницу:

Похожие книги