«В 12 часов наладить связь». У меня получалось. Найду там по чертежам, как-то припаяю все. Потом, во-первых, необходимо было знать шифр. Надо было все буквы знать как цифры. Вот если я передаю радиограмму, значит, я не словами передаю, а цифрами. Потом надо было легенду учить свою. Готовили нас с женщиной с одной двоих на задание. У нее муж пограничник погиб, и она оставила двоих маленьких детей, ей предложили, и согласилась. Вот вместе с ней нас готовили. На случай провала надо было знать, что говорить. Мы были подготовлены очень хорошо, наши говорили, что имеют на нас большую надежду, я даже попутно изучала румынский язык. Но дело в том, что приземление наше было неудачным, вместо Румынии нас сбросили в Венгрию. В разные места. Мой парашют зацепился за дерево. У меня ничего нет, чем порезать веревку. Темно вокруг. Наконец я упала, упала грудью на пень. Отшибла себе все так, что лежу и не могу ни рукой, ни ногой пошевелить. Потом стало рассветать, я начала потихоньку подниматься. Я, значит, опять залезла на дерево, антенну растянула и связалась своими, что приземлилась не знаю где. Ночью я ночевала на дереве, там невысоко, думаю, мало ли, звери какие-то или еще что-то. Потом слышу там где-то голоса, но совершенно не на румынском языке. Я потом опять передаю сигнал, они мне говорят, чтобы я вышла на дорогу и, где увижу опознавательный знак, передала им, чтобы они могли определить, где я нахожусь. И вот только я выхожу из леса, и как будто меня караулили. Сразу двое меня раз под руки. Может быть, они видели. И сразу в лесу меня начали бить. Они думали, что со мной десант спустился. «Где остальные?!» Перевернули меня и по подошве били палкой. Ох, такая адская боль была, не знаю даже, как я выжила. Спасло еще и то, что подбежал к фашисту кто-то и сказал, наверное, что еще кого-то там нашли. Он бросил меня бить и побежал с ним еще куда-то. Потом меня отвезли в гестапо в небольшой венгерский городок. Там, конечно, и били, сразу два зуба выбили. Допрос уже настоящий был. Заставили меня, значит, передавать своим радиограмму. А у нас на случай провала я должна была подписаться «муха». Значит, все, что я передаю, неправда. Сказала, что я должна так подписаться. Они: «Почему муха?» – «Так надо, иначе они не будут знать, от кого радиограмма». Сейчас уже не помню, что передала, а в конце подписала «муха». Не помню, сколько дней я там сидела, но было слышно, что наши войска наступают. Это был уже 1944 год, август месяц. И в гестапо, где я сидела, попал снаряд. Три километра, оказывается, наши стояли от этого города. Нас всех посадили на грузовые машины, с собаками, и повезли в Будапешт. Но там меня никто не вызывал, потому что заключенных много. Потом в Австрию, там тоже не пришлось спрашивать, а потом в концлагерь Равенсбрюк. Это был 1944 год, ноябрь месяц.
У нее было задание в Венгрии, их было четыре человека, у них тоже неудачно получилось, она оказалась в лагере, где мы познакомились и узнали, что, оказывается, одну школу заканчивали. Потом военнопленные пристроили меня и ее в кессель-колонну. Телега большая была, и мы развозили большие баки с питанием по блокам. Впереди двое шли, а мы сзади подталкивали, такая была работа.