Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

После переезда в Миссисипи она оказалась в творческом тупике. Уолкер была чернокожей, а Левенталь белым, и хотя оба поддерживали движение за гражданские права чернокожих, Уолкер больше страдала от запугивания и угроз, мишенью которых они становились в Миссисипи. Во время интервью, взятого у Уолкер по случаю публикации ее первого романа «Третья жизнь Грэйндж Коупленд», она призналась: «В Джексоне я ощущаю себя запуганной 563. Когда живешь во враждебной среде, источники творчества могут иссякнуть». Осенью 1970 года, вскоре после выхода этой книги, она подала заявку в Рэдклиффский институт. В заявке излагался план будущего романа о молодой чернокожей студентке «черного» университета, очень напоминающего колледж Спельман, которая совершает поездку в Восточную Африку (Уолкер в студенческие годы побывала в Кении) и там влюбляется. Элис охарактеризовала роман как «любовную историю, в роли возлюбленного в которой выступают мужчина и континент»564. В марте следующего года Уолкер узнала, что ей выделили грант в размере 5000 долларов, большая часть из которого пойдет на оплату жилья (она с дочерью Ребеккой, которой не исполнилось и двух лет, переехала в квартиру на Линнеан-стрит неподалеку от Рэдклифф-Квадрангл) и услуг няни 565. Рэдклиффский грант не дал Уолкер полного освобождения от материнских забот, но сулил ей атмосферу, в которой она сможет спокойно писать. В Кембридже ей не придется с опаской посматривать на окна — как бы не бросили кирпич. Взамен Элис будет сражаться со словесностью и историей литературы. Однако по приезде в Рэдклифф оказалось, что в Кембридже Уолкер пишется тяжело. Первый год был омрачен болезнью — они с Ребеккой обе переболели гриппом — и творческим бессилием. Уолкер обратилась с просьбой предоставить ей грант еще на год, чтобы окончить второй роман: «…продление стипендии даст мне необходимое чувство свободы и открытых возможностей»566. Тем временем Уолкер читала в колледже Уэллсли курс лекций о чернокожих писательницах. «Без семьи мне часто бывает одиноко, но я многое могу сделать, имея время для интенсивной работы», — сказала Элис в одном из интервью 567.

Появление Уолкер в Институте ознаменовало собой новую эпоху, когда чернокожие феминистки проявили силу и стойкость и обратили на себя внимание. Черный феминизм появился задолго до 1970-х: у объединений чернокожих женщин долгая история, на протяжении которой они привлекали к себе особое внимание в период аболиционизма и во время долгой борьбы за гражданские права. Тот факт, что в 1970-е годы чернокожие женщины оказались в поле зрения широких масс, не означает, что именно на эти годы пришлось зарождение или рассвет черного феминизма.

Однако вопрос равноправного участия расовых меньшинств в общественной жизни все больше привлекал внимание государственных и образовательных учреждений, равно как и феминистских организаций. Примерно в то время, когда Уолкер приняли в институт, в женском движении наметился раскол по расовым линиям. «С точки зрения многих чернокожих, зарождение движения за права женщин было как нельзя более несвоевременным и бесполезным»568, — пишет историк Паула Гиддингс в книге «Где и когда появляюсь я», которая прослеживает историю активизма чернокожих женщин в Америке. В начале 1960-х годов, когда дискриминация на почве пола и неравная оплата труда стали впервые обсуждаться на национальном уровне, чернокожие женщины — которые, в отличие от героинь «Загадки женственности», давно уже имели работу вне дома — зарабатывали чуть больше половины того, что получали белые женщины (по крайней мере если учитывать заработок тех, кто был устроен на полную ставку).

Когда Фридан опубликовала свою полемику против пригородной семейственности, многие чернокожие женщины остались к ней безразличны, ведь у них подобных проблем не возникало (книгу Фридан «как будто прислали с другой планеты», — пишет Гиддингс), к тому же они не успевали беспокоиться об отсутствии личной самореализации, поскольку их материальные проблемы были гораздо более насущными. Нельзя сказать, что цветные женщины совсем не принимали участия в зарождающемся женском движении: подруга Фридан Паули Мюррей, профсоюзная активистка Эйлин Эрнандес и политик Ширли Чисхолм входили в число учредителей NOW, но многие из них относились к своим белым «сестрам» скептически и даже с подозрением. «Как чернокожие женщины относятся к движению за равноправие женщин? С недоверием, — заключила писательница Тони Моррисон в 1971 году. — Чернокожие женщины не уверены, что движение служит их интересам и способно разрешить типичные только для них проблемы»569. Когда в мае 1971 года поэтесса Никки Джованни спросила бывшего главного редактора журнала Essence Иду Льюис о том, что она думает о движении за равноправие женщин, Льюис охарактеризовала его как «семейную ссору между белыми женщинами и белыми мужчинами. А мы все знаем, что участвовать в семейных спорах — не лучшая идея»570.