Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Вот я и решил, что лучше объясниться. Относительно вчерашнего дня. Разумеется, там было разыграно представление. Понимаете, я видел, как его светлость вышел из дома номер десять по Даунинг-стрит, и видел, как Рам Лал в него выстрелил. Я знаком с Рам Лалом. Он просто ребенок, наивный ребенок. Экспансивен, болезненно реагирует на все, что творится в Индии. Ну так вот, вреда он никому не причинил, ваша парочка чванливых ничтожеств не пострадала, — пуля пролетела чуть ли не в миле[74] от них, — поэтому я и решил устроить представление. Надеялся, что парню удастся уйти. Тут мне как раз подвернулся какой-то жалкий тип, я набросился на него и заорал, что поймал злодея. Думал, Рам Лалу в это время удастся удрать. Но сыщики оказались проворнее. Скрутили его в один момент. Вот как все было. Понятно?

— Ну а сегодня? — сказал Эркюль Пуаро.

— Сегодня другое дело. Тут я никого не вызволял. Единственный, кто был на месте преступления, это Картер. Стрелял он. Когда я бросился на него, револьвер еще был у него в руке. Думаю, он собирался пальнуть еще раз.

— Кажется, вы очень заботитесь о безопасности мистера Бланта?

Рейке усмехнулся. Улыбка у него была не лишена приятности.

— По-вашему, не вяжется с тем, что я о нем наговорил? Возможно. Я действительно считаю, что таких субъектов, как Блант, следует убивать. Во имя прогресса и человечества. Но лично против него я ничего не имею, он славный малый, истинный британец. И когда на моих глазах в него в упор стреляют, я не могу не вмешаться. Видите, какое человек непоследовательное существо! Идиотизм, правда?

— Между теорией и практикой — огромная пропасть.

— Согласен.

Мистер Рейке поднялся с кровати, где он сидел все это время, и доверчиво улыбнулся.

— Просто я подумал, — сказал он, — что надо пойти и все вам объяснить.

Говард Рейке вышел, осторожно затворив за собой дверь.

5

«Избавь меня, Господи, от человека злого; сохрани меня, Господи, от нечестивца»[75], — уверенно, хоть и немного фальшиво, выводила миссис Оливера. Совершенное отсутствие благоговения в ее голосе наводило Пуаро на мысль, что в представлении почтенной леди этот нечестивец имеет весьма конкретное воплощение в лице Говарда Рейкса.

Эркюль Пуаро вызвался сопровождать своего гостеприимного хозяина с его семейством на утреннюю службу в деревенскую церковь.

Говард Рейке не преминул заметить с презрительной усмешкой:

— Стало быть, вы регулярно посещаете церковь, мистер Блант?

Алистер Блант пробормотал что-то невнятное: в деревне, дескать, от него иного и не ждут, нельзя обмануть упования пастора, знаете ли…

Юного американца эти архаичные английские эмоции повергли в недоумение, а у Пуаро вызвали сочувственную улыбку.

Миссис Оливера исключительно из деликатности соизволила составить компанию мистеру Бланту и настояла на том, чтобы Джейн последовала ее примеру.

«…изощряют язык свой, как змея, — пел хор мальчиков пронзительным дискантом[76],— яд аспида под устами их».

А далее продолжали тенора и басы:

«Соблюди меня, Господи, от рук нечестивого. Сохрани меня от притеснителей, которые замыслили поколебать стопы мои», — с чувством выводили они.

Пуаро тоже принялся нерешительно подтягивать баритоном:

«Гордые скрыли силки для меня и петли, раскинули сеть по дороге, тенета разложили для меня».

Пуаро замер с открытым ртом.

Он вдруг все понял. Он ясно узрел тенета, в которые чуть было не угодил.

Точно в трансе, стоял он, уставясь в пространство. Молящиеся, шурша одеждой, сели на свои места, а он все стоял, пока наконец Джейн Оливера не дернула его за рукав, шепнув: «Да сядьте же!»

Эркюль Пуаро сел. Старый бородатый пастор возгласил:

— Пятнадцатая глава «Первой книги Царств»[77],— и начал читать.

Но Пуаро не слышал ничего о том, как Саул истребил амаликитян[78].

Хитроумно расставленные силки… тенета… яма, старательно вырытая у его ног… яма, куда он неминуемо должен упасть…

На Пуаро нашло озарение, чудесное озарение, когда разрозненные факты, дотоле хаотично разметанные вокруг, неожиданно укладываются на свои места.

Как в калейдоскопе: пряжка, чулки десятидюймового размера; изуродованное лицо; пристрастие к дешевым детективам юного Альфреда, служившего у покойного доктора; мистер Эмбериотис с его сомнительными делишками; роль, невольно сыгранная покойным мистером Морлеем, — все это, взметнувшись, перемешалось и затем улеглось, образовав четкую картину.

Впервые Эркюль Пуаро увидел наконец все дело в правильном свете.