Разбитое зеркало (сборник)

Митя промолчал – чего ему, взрослому человеку, вязаться со школьниками, отвечать на разные глупости, объяснять, что такое хорошо, а что такое плохо? От дымной полыньи несло холодом, Митя передернул плечами и по нахоженной тропке двинулся к мосту.

Он ушел, а школьники остались на берегу, долго смотрели в дымящийся пролом, пытаясь что-то увидеть, но ничего в нем не увидели. Один из них хотел сунуться в воду, поискать там собаку – они же ее видели, живую, стремительную, гибкую, сильную, – но его остановили товарищи:

– Куда? Ты что, дурак?

Подрастающий мужчина этот не был дураком и в воду не полез.

Казак Сашка

Стоял конец сентября. День был тихий, летний, теплый, из-под моторки выскакивали безбоязненно подпускавшие лодку к себе тяжелые, отъевшиеся утки – знали кряквы, что ружей у нас нет, только спиннинги, да и те уложены в нос бударки, чтобы не цеплялись своими блеснами и крючками за одежду во время движения по мутноватым, с быстрой, болотного цвета водой каналам, именуемых здесь ериками.

Ериками этими испещрена вся Нижняя Волга, и кто только в них не водится – и щуки такого веса, что вряд ли их возьмешь на руки – автомобильный кран нужен, и угрюмые, разбойного вида сомы, одно присутствие которых в воде нагоняет на человека мистический страх, и лещи с красноперкой, так и просящие, чтобы их подвялили к пиву, случается, что мимо простого, пахнущего тиной населения ериков проплывают дворяне-осетры, замкнутые, неприступные совершенно, в общение с «коллегами» не вступающие… Да какими коллегами могут быть осетру или севрюжине пучеглазый бычок либо толстобокая, с глуповатым взглядом вобла?

Они не то чтобы в одном гнезде не терлись друг о дружку шершавыми боками, они даже в одной воде не жили, поэтому осетр, остановившись на полминуты в каком-нибудь ерике и почмокав круглым чувствительным ртом, выуживал из ила жирного водяного червяка, следовал дальше по своим высоким делам, не глядя по сторонам. Загадочная рыба, вызывающая у бычков невольную оторопь…

Сом тоже часто вызывает оторопь. Острых зубов, как, допустим, у щуки, у него нет, есть только жесткие рабочие щетки, которыми сом перетирает любую еду, – перетереть может, наверное, даже кость и кусок железа, и получается у него это вроде бы неплохо, раз за сотни лет он не обзавелся другим жевательным механизмом. Летом сомы свободно выдаивают коров, когда те забираются в воду, чтобы малость охолонуться: присосется иной дядя к вымени и за один присест выдует из буренки целое ведро. Дело это для сома очень даже привычное. И вкусное…

Вытаскивать сома из воды, если он сядет на крючок, – штука трудноодолимая, в одиночку на берег не выволочь даже двадцатикилограммовую рыбу – сопротивляется так, что из воды только кряхтение доносится, хвост сом сгибает кочергой и цепляется этой кочергой за все, что попадается ему – за коряги, кочки, на которых растут водоросли, подводные кусты, камни, цепляется так прочно, что ловец язык на плечо вывалит, но сома с места не сдернет. Это все равно, что из глуби тянуть подводную лодку.

Пока идешь на бударке – длинной, похожей на разинский челн лодке, – от деревни Гандурино, где мы определились на постой, до Раскатов – заливного моря, словно бы специально созданного для жирующих щук, много чего – и много о чем – передумаешь.

По безмятежному синему небу тянется широкая грязная полоса – в Казахстане горят камыши, горят давно и сильно, дым оттуда ползет сюда, в Астраханскую область, словно бы что-то притягивает его к этой местности.

Иногда верхние потоки воздуха прижимают хвост к земле и тогда делается нечем дышать – кашляют даже куры и собаки, но потом ветер перестает давить, и едкая полоса снова взмывает в высь.

Но сегодня хвоста пока не было видно, вот ведь как. И ветра не было, от вчерашнего напора, нещадно трепавшего ветлы и буквально сдиравшего с мощных стволов ветки, осталось только неприятное воспоминание – воздух сегодня был стояч и упруг, в нем висели облачка вредной местной мошки, – похоже, вызвездилась редкостная тихая погода, которую мы ожидали уже несколько дней.

Хозяин наш казак Сашка, крутя круглой седой головой, похожей на остриженный кокосовый орех, держал скорость на пределе, выкрутив до упора рукоять газа.

Бударка прыгала с волны на волну, гулко шлепалась днищем о воду, – ответно щелкали зубы рыболовов, едва не вылетавших из лодки, но это не смущало хозяина. Скорость он не сбрасывал, щурил незамутненные голубые глаза да тщательно прикрывал пятнистой курткой ноги, чтобы не дуло под задницу, не то ведь известно, что за орган находится в цоколе здания, именуемого мужчиной, в самом низу… Очень важный, между прочим, орган.

Из широкого Гандуринского банка, по которому ходили пароходы, а в воде у берегов стояли коровы, спасающиеся от кусачей мошки, мы вскочили в небольшой мутный ерик, который вскоре здорово сузился, – левой рукой можно было достать до левого берега, правой – до правого – и привел нас к лотосовому полю.