Читаем Разбитое зеркало (сборник) полностью

В чистой незамутненной воде ходили непуганые караси, громоздкие, как обеденные тарелки, бударку задумчиво оглядывали медлительные буффало – мясистые особы, завезенные, как тут считается, из Америки, суетилась разная мелочь типа красноперок и воблы – жизнь шла, от воды исходило тепло, что-то влекущее, хотелось сбросить с себя куртку и джинсы и опрокинуться через борт в воду, малость поплавать. Но казак Сашка предупредил суровым тоном:

– Если свалитесь за борт – до конца жизни будете кашлять, на лекарства денег не хватит. Это только на вид вода теплая…

Припекало.

По воздуху, прямо над нами, медленно, картинно извиваясь, проплывали длинные серебряные нити, совершенно невесомые, на некоторых с важным видом сидели наездники – камышовые пауки, управляли «летательными аппаратами», будто опытные пилоты.

Если паутина опускалась в воду, пауки не пропадали, не шли на дно кормить рыб – по воде они передвигались точно так же, как и по земле, не проваливались, добирались до ближайшей травяной кочки, из которой росли прямые жесткие стебли, одним махом забирались на макушку самого высокого стебля и с нее, как с аэродрома подскока, отправлялись дальше в путь по воздуху.

Комельков даже рот раскрыл от удивления – таких летающих пилотов он еще не встречал. Казак Сашка тем временем подцепил еще одну щуку. Бросив ее себе под задницу в рундук, он разлепил губы и дал совет третьему рыбаку, находившемуся в лодке, громоздкому, с широкими движениями, вкусно пахнущему куревом Кириллу Лобко:

– Смени блесну на «ковшик»… Нужна более широкая блесна.

Кирилл тоже пробовал взять щуку, но это у него пока не получалось.

За совет, конечно, спасибо, но блесен-«ковшиков» у него не было.

А над нами продолжала летать паутина с невесомыми пилотами, совсем недалеко, наполовину перекрывая огромное безмятежно-бирюзовое небо, была видна грязная полоса, как и вчера, она решила продвинуться на север, по направлению к Москве. Может быть, и доползет до нашей столицы. В Казахстане все не могли потушить горящие камыши.

Выудив двенадцатую или тринадцатую по счету щуку, казак Сашка решил преподнести клиентам познавательную лекцию об уникальности Волги.

– Рыбные запасы тут – тю-тю. А скоро вообще будет ай-лю-лю, – сказал он. – Я видел рыбака, который поймал судачка размером в полтора пальца и не стал отпускать его на волю. А ведь это был всего-навсего малек, а не судак.

– И что же вы сделали с этим гигантом мысли? – спросил Комельков.

– А чего я могу с ним сделать? Ничего. Я поплыл в одну сторону, он со своим судачком в другую.

Вообще-то казак Сашка, несмотря на серебряную крупу, обильно обсыпавшую его голову, мог сделать с «гигантом мысли» что угодно – ладони у него были больше сапога сорок седьмого размера – мог свернуть шею не только браконьеру, но и лошади вместе с телегой, характер имел, как он сам выражался, тихий, но недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся…

– Жаль судачка, – сказал Комельков и со звоном разрезал воздух спиннингом – сделал очередной заброс, блесна удачно шлепнулась на воду и, как плоский голыш, которым «пекут блины», совершила несколько ловких низких прыжков.

– Раньше Волгу берегли, туристам была определена норма – пять килограммов рыбы в день и больше ни-ни. Выловил свои пять килограммов – и шагай, дорогой товарищ, до родной постельки – спать. А сейчас?

То, что происходило сейчас, мы видели и без рассказов казака Сашки. Максимум что – рыбу из реки только тракторными граблями не выгребали да динамит – боевое средство эпохи Гражданской войны не употребляли, а так в ход шло все. Осетров детям скоро будем показывать только на картинках, икру есть станем лишь искусственную, из кукурузы, либо из сои слепленную, – ничего другого не будет. Да и сейчас уже нет.

А вот ловить рыбу можно было сколько угодно – и пять килограммов, и пятнадцать, и двадцать пять, – бери сколько хочешь, никто даже взгляд не скосит в твою сторону, не придаст лицу суровое выражение.

Вот и пустеет Волга.

Казак Сашка всегда брал с собою удостоверение общественного рыбинспектора – жиденькие корочки, обтянутые солидным пластиком. В результате удостоверение выглядело настоящим удостоверением, а не бумажкой, снятой с гвоздя в нужнике. Надо полагать, что с такой ксивой он гонял браконьеров по здешним банкам, рукавам, протокам и ерикам, как сидоровых коз, – до прободной язвы в желудке.

А казак Сашка, жестко щуря свои беспощадные светлые глаза, внушал нам, что, кроме браконьеров, у волжской рыбы есть другие враги – маловодие, например, в частности, Сталинградская ГЭС (имелась в виду Волгоградская ГЭС, хозяин называл ее по старинке Сталинградской), которая часто закупоривала плотину и оставляла низовья без воды, чудовищная летняя жара, лютовавшая несколько сезонов подряд, промышленные сливы в реку, новые рыболовецкие правила, которые разрешали делать на Волге что угодно, и так далее.

Тон у казака Сашки был грозный, в нем поскрипывало железо, было понятно, что любому виновнику этих несчастий общественный рыбинспектор готов свернуть голову, как курице, отправить в суп.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза