Ветер на минуту стих, и солнце высветило зев грота. В утренних лучах видны были силуэты двух всадников на высоких верблюдах мехари. Они осторожно въезжали внутрь. На людях были темные плащи, покрывающие их с головы до пят.
— Рифы, — прошептал цыган. — Сейчас я одному глотку перережу, а другому брюхо вспорю.
— Пусть подъедут поближе. — Замора сжала ладонь Янко. — У меня есть винтовка.
— А у меня нет, и не надо. Предпочту коронный цыганский удар, раз уж ты разуверилась в моей смелости. Я — цыган и буду драться по-цыгански.
— Тебя застрелят.
— Пф! Прижмись к стене и оставайся здесь. Не хочу тебя потерять. Значит, ты думаешь, Карминильо лучше меня? Очень ошибаешься, Замора.
Солнечный луч иглой прошил пещеру. Пепел уже немного улегся, внутри становилось все светлее. Мехари приближались, из-под их ног летела зола.
— Возьми лучше винтовку, Янко! — прошептала Замора.
— Если меня убьют, она тебе пригодится, — твердо ответил юноша.
Он вытер лицо платком и, пригнувшись, двинулся вдоль стены, ясно различимой при свете утренней зари.
Горцы ехали неторопливо, держа на коленях длинные ружья с изогнутыми прикладами. Время от времени их скрывало облако пепла, потом они вновь появлялись в свете солнца, встающего где-то за их спинами.
Янко крался вперед, двигаясь, словно змея. Вот он приподнял голову, огляделся и пополз дальше, готовый напасть в любую секунду. Цыганка наблюдала за ним, вжавшись в стену и стиснув в руках заряженную винтовку, чтобы в случае чего прийти ему на помощь.
Вдруг взметнулось облако пепла. В нем мелькнуло что-то, напоминающее яркую, ярче солнечного света, вспышку. Тут же раздались крики: вопль боли и другой — торжествующий, победный.
А дело было вот как. Увидев, что поднимается ветер, Янко испугался, как бы пепел опять не скрыл от него разбойников, и метнул нож с расстояния в двадцать пять шагов. Лезвие жуткой навахи вонзилось точно в горло.
Очередной порыв ветра взвихрил пепельные тучи. Пещеру окутала тьма. Солнечный свет померк, а пепел клубился, то взмывая под самые своды, то стелясь по полу.
Успев заметить падающего с верблюда человека, Янко опрометью метнулся назад к Заморе. Он подбежал к ней как раз в тот момент, когда откуда-то издалека донесся звук выстрела.
— Ты убил его? — спросила девушка.
— Да. Если уж я кидаю нож, враг может готовиться ко встрече с Господом.
— Их было только двое?
— Наверное. Второй, по-моему, удрал. Чертов пепел! Все застит.
— А мехари?
— Убежал, думаю.
— Не удастся ли его изловить?
— Зачем он тебе?
— Я умираю от жажды, а на верблюда обязательно навьючен бурдюк. Я сейчас умру, Янко…
— Где мне его искать, Замора? Смотри, сколько пепла в воздухе. Ну хорошо, давай попытаемся. Дай мне руку, и пойдем наудачу.
— Останемся здесь еще хоть на час — никогда отсюда не выйдем.
— Знаю, — глухо ответил цыган. — Силы оставляют и меня, а в груди точно огнем печет.
— Поищем мехари, Янко.
— Поищем.
И двое отчаявшихся цыган, собрав остатки сил, побрели в пепельном мареве, держась за руки: упади один из них — тут же пропал бы в сизом тумане, временами настолько плотном, что ничего нельзя было разглядеть уже в двух шагах. Тогда они двигались наугад, чуть ли не по колено в золе. Иногда останавливались и озирались, пытаясь заметить проблеск солнца.
Все без толку. Ветер свистел, трепал пепельные полотнища, рвал их, скручивал, завязывал в узлы, а потом со всего маху швырял о стены. Цыгане чувствовали, что вот-вот упадут, и тогда останется только дожидаться смерти.
Вдруг впереди мелькнул свет. Янко закричал и бросился туда, таща за собой Замору.
В клубах пепла темнела огромная фигура мехари. Преданное животное не бросило мертвого хозяина, убитого навахой Янко. Верблюд так и стоял рядом, словно надеясь, что человек оживет и сядет в седло. Увидев двоих чужаков, мехари неприязненно взревел и попятился. Янко схватил его за веревку, служащую уздой, и заставил опуститься на колени.
— Помоги, Замора! Держи его, а я подберу наваху.
— Забудь ты о навахе.
— Ни за что! Это оружие смелых воинов. Ты хотела пить? Вот, держи бурдюк. Пей, Замора, пей вдосталь. Обо мне не беспокойся, тут есть еще.
С этими словами он протянул ей длинный бурдюк из козьей кожи, в котором было несколько литров воды. Затем нагнулся над мертвецом, уже полузанесенным пеплом, выдернул из свежей раны наваху, вытер лезвие о звериную шкуру, служившую горцу кушаком, снял с верблюда второй бурдюк и принялся жадно пить.
В этот миг в пещере вновь просветлело.
— Вон выход, Замора! — сказал Янко, напившись. — Возьмем с собой мехари. Он может нам пригодиться.
— Куда подевался товарищ убитого? — спросила Замора.
— Пусть он только попробует напасть, очень об этом пожалеет.
— А как же студенты?
— Пропади они пропадом! — вскричал Янко и добавил вполголоса: — Вот уж не огорчусь, если никогда с ними не увижусь.
Свет начал меркнуть. Цыган помог девушке сесть в широкое удобное седло, свистом поднял верблюда и, зажав в кулаке веревку, повел его к выходу, прислушиваясь к малейшему шороху: второй бербер-риф мог прятаться где-то поблизости.