Разглашению не подлежало

Встретили меня Григорий и Мария как родного брата. Желанным гостем я был и в сельской школе, которая носит имя Ярового. Перед входом в здание школы — бюст Ярового, на котором начертаны слова: «Национальный герой Туркмении». Затаив дыхание, слушали ребята мой рассказ об их легендарном земляке, о бойцах-товарищах, воевавших со мной в этих местах. Моя дружба со школьниками продолжается. Они в письмах рассказывают мне о своих делах. Я, в свою очередь, высылаю им книги, альбомы, газеты по интересующим их вопросам...

Когда Анна Кавусов был в Жабокричке, на родине чекиста Якова Ярового вовсю цвели сады. Его попросили выступить на митинге со своими стихами. Он, обведя всех пристальным взглядом, ровным, немного дрожащим голосом произнес:

— Я прочту стихотворение «У братской могилы». Оно написано под впечатлением встречи с могилой в Ташаузе и надписью на ней, где со своими товарищами вечным сном спит сын двух братских народов Яша Яровой.

И Анна Ковусов начал читать:

Шершавый
Камень дикий —
Свидетель грозных дней...
Плита
И две гвоздики
Пылающих
На ней...
В трудах,
В свершеньях,
В гуле
Сегодняшнего дня,
На миг
Склонитесь, люди,
У Вечного огня!..

Н. А. Далекий ПЕРВЫЙ ОРДЕН [3]

Палки против винтовок

Стоял январь 1918 года. На Подолии в среднем течении Днестра было сравнительно тепло, быстрая река несла редкие тонкие льдинки, и лишь у берегов белели полосы ледяного припая.

Воскресным утром молодой рабочий сахарного завода Ваня Антонюк шел домой в родное местечко Яруга, раскинувшееся по крутым склонам левого берега Днестра. Семь верст для молодого хлопца — пустяк, мысли разные скучать не дают. А Ване Антонюку было о чем подумать. Он окончил всего лишь четыре класса приходского училища и то только потому, что учение давалось ему легко. О дальнейшей учебе можно было лишь мечтать — гимназии не для бедняцких детей, а Ваня, так же как и его отец, с ранних лет узнал вкус батрацкого хлеба.

Но вот в прошлом, революционном семнадцатом году все перевернулось: свергли царя, помещиков, фабрикантов, купцов, буржуев всех мастей. Наступило радостное и вместе с тем тяжелое время. Из Петрограда, Москвы доходили тревожные вести: нехватка продовольствия, голод и холод, работа железных дорог нарушена, останавливаются заводы и фабрики, враги плетут сети заговоров.

Врагов у молодой республики оказалось множество: кайзеровские войска стояли на западе, зарясь на хлебную Украину; румынские бояре по-разбойничьи захватили все земли Молдавии на правом берегу Днестра; заезжали в их местечко, останавливались у хозяев побогаче люди в чумарках и смушковых шапках, называющие себя «щирыми» украинцами.

Ваню не могли ввести в заблуждение утверждения, будто бы среди украинцев нет эксплуататоров и все они труженики, братья-хлеборобы. Он хорошо знал на собственном опыте, как дерет шкуру с батрака «свой», украинский кулак.

Этой азбуке классовой борьбы научила его сама жизнь.

Впереди уже показались по-зимнему голые и черные сады Яруги. Вдруг Ваня заметил, что на околице у плетней притаились люди. Это были жители местечка. Что заставило их покинуть свои хаты, от кого они прячутся? Ваня ускорил шаги.

— Что там у вас? — крикнул он еще издали.

— Беда, Ваня, — отозвались из толпы. — Румынские солдаты на нас напали.

— Война? — испугался Ваня.

— Нет, просто так грабят, людей бьют, кто подвернется, издеваются.

— Много их?

— Много. Говорят, целая рота. Награбленное на пароход тащат.

Ваня увидел в толпе своих товарищей Колю и Ваню Салецких и их старшего брата Павла, уже успевшего побывать на войне и вернуться домой инвалидом. С ними стоял в серой потрепанной шинели еще один недавний солдат Павел Берзицкий. Бывшие фронтовики мрачно молчали.

Из местечка донеслись крик и плач женщин, румынская ругань.

— Корову повели... — произнес кто-то в толпе.

— Ну что за напасть, — послышались слезливые женские голоса. — Ходят как у себя дома, берут что приглянется. Мужиков полное местечко, а защиты тебе нет.

Этот камушек был брошен и в его огород — все-таки восемнадцатый год ему идет. Ваня посмотрел на Павла Салецкого.

— Что поделаешь, Ваня? — сказал тот рассудительно. — Их человек пятьдесят, не меньше, все с винтовками. А у нас никакого оружия нет.

— Откроют стрельбу, перебьют нас, как зайцев, — поддержал товарища Берзицкий.

— Так что же, терпеть?

— Не горячись, Ваня, иногда и стерпеть нужно. Что лоб без пользы под пулю подставлять? Говорю тебе, было бы у нас оружие, мы бы их и к берегу не подпустили.

Правду говорит Салецкий, оружия у них нет. Ваня посмотрел на палку в руке Павлуши — крепкая, суковатая. Трахнуть такой палкой по голове грабителя — долго не очухается. Но...

Стиснув зубы, Ваня огляделся вокруг. В это время подошли еще несколько яругских хлопцев, работавших на сахарном заводе.