– Зря ты проснулась, Вероника, – спокойно сказал впервые за месяцы совместной жизни одетый в верхнюю одежду Семён, – хотел уйти тихо, незаметно, чтобы ты не особенно расстраивалась. Мне пора домой, теперь можно. Не расстраивайся, тебе же было хорошо со мной. Теперь у тебя есть опыт интимной жизни. Ты замечательная женщина, даже слишком. С твоими внешними данными захомутать мужика – пара пустяков. Не грусти и прощай.
Человек, которого она считала супругом, вышел, не оборачиваясь, а Вероника растерянно хлопала ресницами, набухающими влагой, не в силах понять, что происходит.
Она ещё верила Семёну, надеялась, что он шутит, что сейчас развернётся, поднимет на руки, отнесёт в спальню…
Не развернулся, не поднял, не понёс. Исчез навсегда, унеся с собой сладкое счастье.
Спустя три недели Вероника обнаружила, что беременна.
Жизнь опять сделала крутой вираж, совместив радость материнства с потерей социальной ориентации.
Опять пришлось приспосабливаться, учиться жить ещё скромнее.
Если бы не Коленька, Вероника могла сойти с ума. Пережить потерю любимого было гораздо труднее, чем смерть родителей. Она повзрослела, стала сентиментальной, плаксивой и очень нервной.
Особенно сильно уязвимость и незащищённость девушка почувствовала в конце беременности, когда поняла, что помощи ждать неоткуда, а средств и сил, чтобы выжить самой и вырастить ребёнка, не было достаточно.
Отчаяние и душевная боль заставили сосредоточиться. Вероника выжила, приспособилась и в принципе была довольна жизнью.
Вот только Семён…
Его образ упрямо стоял перед глазами, а бренное тело тосковало по интимным ласкам. Он был первым мужчиной в её жизни.
Вероника научилась посылать молитву мирозданию с просьбой вразумить Семёна, рассказать, что у него растёт замечательный сын. Она всё ещё ждала своего удивительного мужчину, без которого жизнь потеряла смысл.
Женщина механически выполняла нескончаемую работу по дому, растила сына и чего-то ждала.
Она стала взрослой, но всё ещё верила в сказки.
– Нужно погулять с Коленькой, – подумала Вероника, – мальчику необходим свежий воздух. Не хочу, чтобы он вырос неженкой. Вот только ботиночки…
Даже с тёплым носком ноги ребёнка замерзали в них минут через двадцать, едва сын успевал разыграться. Увести его с площадки было непросто.
– Валеночки бы ему. Бог с ним, с праздничным угощением. У бога дней много, в следующий Новый год повезёт больше – куплю вкуснятины. Всё же, как было бы здорово встретить бой курантов с Семёном, а потом…
У Вероники сладко заныло во всём теле, до того чувствительно, что пригрезились его руки на животе, на груди.
Женщина усилием воли отогнала наваждение, принялась одевать сына. Хорошо хоть шубейка у малыша настоящая – цигейковая, и рукавички ручной вязки из домашней овечьей шерсти.
Накануне нового года темнело рано. Детей на площадке не было. Это и хорошо, никто не будет толкать Коленьку, отбирать лопатку. Если замёрзнут ножки, можно побегать. Правда шубейка длинновата, специально на вырост купила.
Вероника поиграла с сыном, но быстро устала.
В институте была секция любителей горнолыжного спорта, за городом база. Вероника тоже увлеклась слаломом. На беду на одном из спусков она неловко упала, повредила коленный сустав, теперь страдала от боли.
Долго играть с малышом мама не могла. Коленька увлёкся, копал и копал свежий снег, складывая из него пирамидки.
Сзади была скамейка. На неё Вероника и решила присесть, пока сын не начал капризничать.
Она знала, сколько шагов до скамеечки, поэтому уверенно двигалась к ней спиной, не спуская глаз с Коленьки. Когда упёрлась ногой в твёрдое – присела, но опустилась на что-то мягкое.
– Странный способ знакомиться, – произнесла мужским голосом скамейка, – впрочем, я не прочь продолжить общение. Присаживайтесь рядом. Места достаточно.
Вероника вскочила, вскрикнула, – как вам не стыдно приставать к женщине… с ребёнком! Что вам нужно на детской площадке?
– Больше нигде нет скамеек. Мне сегодня лихо. Если вам не противно и не страшно знакомиться в темноте на улице, могу сообщить, что зовут меня Антон. Я немножечко пьян, есть уважительная причина. Но вы не назвали своё имя. Представьтесь, если не сложно.
– Вероника… Матвеевна. Красавина я.
– Я заметил, что красавина. Вы мне сразу приглянулись, Вероника Матвеевна. Не пугайтесь, я не клею вас, очень поговорить хочется с живым человеком. Сегодня мне предоставили полную свободу, помахали ручкой… а нужна она мне или нет, та свобода, не спросили. Вот, если интересно, свидетельство о расторжении брака. Не сошлись, говорит, характерами. А ещё недавно клялись друг другу в вечной любви, намиловаться не могли. Странно это всё. Шли вместе, шли, а в середине пути оказались по разные стороны гармонии.
Речь мужчины была плавной, правильной. Его мелодичный голос, подобный тому, каким читают проповеди, вызывал беспричинное доверие.
– Почему бы не послушать человека, которому явно плохо, – подумала Вероника, привыкшая помогать и спасать, – пусть уж выговорится. Он ведь не о себе говорит, о той, что обидела.