"Ревизор" — тоже моя идея. Это как раз относилось к двадцатым годам, когда я был в Новороссии… Тип Хлестакова у меня был намечен в живом лице… Это своего рода Митрофанушка, только более обтесанный и менее отрочен… Но по характеру своему так же наивен и скромен… чего, однако, Гоголь не дал своему Хлестакову, вложив в его речь дозу нахальства и уверенной глупости… Да, именно, "уверенной глупости", потому что Хлестаков сознает свое глупое положение среди семьи глупого городничего, но все-таки его поддерживает, уверенный в том, что его глупый ум, по сравнению с глупостью уездного начальства, много значительнее… Даже высшая одесская губернская власть, в ведении которой я находился тогда, как полуссыльный, и та ничем не уступала Гоголевскому Сквознику-Дмухановскому… По своему мягкому и доброму характеру, знаменитый административный муж в эпоху "Николаевских войн", граф Киселев[378]
этот господарь Молдавии и Валахии и впоследствии министр государственных имуществ, тоже был Сквозник в своем роде, потому что он весь уходил в авторитет своего камердинера, который ему говорил, что "этого" надо наказать, а "того" помиловать и т. д.Первая половина года.
… Я его встретила с женою у матери, которая начинала хворать: Наталья Николаевна сидела в креслах у постели больной и рассказывала о светских удовольствиях, а Пушкин, стоя за ее креслом, разводя руками, сказал шутя:
"Это последние штуки Натальи Николаевны: посылаю ее в деревню".
10 января.
Интересно, как Пушкин судит о Кукольнике[379]
. Однажды у Плетнева зашла речь о последнем, я был тут же. Пушкин, по обыкновению, грызя ногти или яблоко — не помню, сказал:"А что, ведь, у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли".
Это было сказано тоном двойного аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в этот тон и тогда становится крайне неприятным.
Март — апрель.
Едва Кольцов[381]
сказал ему свое имя, как Пушкин схватил его за руку и сказал: "Здравствуй, любезный друг! Я давно желал тебя видеть!"Перепечатано "Изв. Отд. рус. яз. и Слов. И. А. Н." 1907, т. XII, кн. 4, стр. 225.
После апреля.
Пушкин не только не заботился о своем журнале ["Современник"] с родительскою нежностью, он почти пренебрегал им. Однажды прочел он мне свое новое поэтическое произведение. "Что же, — спросил я, — ты напечатаешь его в следующей книжке?" — "Да, как бы не так, — отвечал он, — pas si bete: подписчиков баловать нечего. Нет, я приберегу стихотворение для нового тома сочинений своих".
Апрель — май.
…Мы начали говорить о начатом им издании "Современника". "Первый том был слишком хорош, — сказал Пушкин. — Второй я постараюсь выпустить поскучнее: публику баловать не надо".
Май.
В мае 1836 года Пушкин гостил у нас в Москве у церкви Стар. Пимена в доме Ивановой. Мой муж всякий день почти играл в карты в Английском Клубе и играл крайне несчастливо. Перед отъездом в Петербург Пушкин предложил однажды Павлу Войновичу этот бумажник, говоря: "попробуй сыграй с ним на мое счастье".
И как раз Павел Войнович выиграл в этот вечер тысяч пять. Пушкин тогда сказал: "Пускай этот бумажник будет всегда счастьем для тебя".
Дети Пушкина уже спали; он их будил и выносил ко мне по одиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастия, и я его спросил: на кой чорт ты женился? Он мне отвечал: "Я хотел ехать за границу — меня не пустили; я попал в такое положение, что не знал, что делать — и женился".
К. П. Брюллов[382]
по записи худ.10 мая.
On raconte que Pauteur Pouchkine, qui est ici, demande a quelqu'un [Рассказывают, что писатель Пушкин, который теперь здесь, спросил у кого-то]: "Что нового?" — Приехал граф Петр Александрович[383]
.— Да, repondit lautre, en coupant la parole [ответил тот, перебивая его], — приехал граф Петр Александрович, только не Румянцев-Задунайский, а Толстой.19–20 мая.
Москва [разговор с В. А. Нащокиной].