Первобытным колдовством и фетишизмом пронизана жизнь последних Романовых под сводами царскосельских и кремлевских дворцов. «С легкой руки старца здесь появился своеобразный ассортимент техники колдования,— пишет советский историк М. К. Касвинов в книге «Двадцать три ступени вниз», посвященной годам царствования Николая П.— Бьют бубны, предупреждают о недруге колокольчики, молитвенная скороговорка адресуется разным божкам: чурбанчикам, пенькам, мелкокалиберным идолам, лепным и резным истуканчикам, амулетам — палке с набалдашником в виде рыбьей головы, пояску с вмонтированными в него «священными» цитатами. Юродствующий фетишизм сочетается с внешним лоском европейской образованности, с изысканностью парадных выходов, с блеском балов и пиров. Шаманская юрта соседствует с тронным залом» (25, 203).
Надо сказать, однако, что в начале XX века в России увлечение первобытной магией, оккультизмом и мистикой было характерно не только для узкого круга царской семьи и придворной знати. После поражения первой русской революции наступил период торжества реакции. — «Царизм победил. Все революционные и опозиционные партии разбиты,— писал В. И. Ленин об этом времени.— Упадок, деморализация, расколы, разброд, ренегатство, порнография на место политики. Усиление тяги к философскому идеализму; мистицизм, как облачение контрреволюционных настроений» (3, 41,10). Именно в это время и появляются различного рода «мессии» и «пророки», к которым внезапно прониклись горячей любовью до тех пор числившие себя в материалистах и атеистах буржуазно-интеллигентские слои русского общества. После того как быть материалистом и атеистом стало опасно, среди этих слоев возникла новая мода — «мода,— как ее определил В. И. Ленин, — на мистицизм» (3, 20, 87). Наиболее популярным оккультно-мистическим учением в среде буржуазно-интеллигентских кругов того времени, круто поддавшихся вправо, стала теософия, основательницей которой была покойная уже к тому времени Е. П. Блаватская. Эта русская авантюристка в конце XIX века прославилась своими «чудесными» способностями и не менее «чудесными» приключениями. На них мы и остановимся в следующем нашем рассказе.
РАДДА-БАЙ, ИЛИ ЖРИЦА ИЗИДЫ
Лондон, 1891 год, туманный январский вечер. Елена Петровна Блаватская, тяжело больная, лежит на своей кровати. Ее некогда красивое и ловкое тело ныне раздуто до безобразия. Изменилось и само лицо, сделав Блаватскую просто неузнаваемой. С трудом в нем можно разглядеть прежние черты живой и предприимчивой женщины. Такой застал ее известный русский философ В. Соловьев. Визит был долгим. Будто предчувствуя свою смерть, Блаватская откровенничала, изливая свою душу, очищая ее от накопившихся за время странствий грехов. Словно в бреду она повторяла: «Махатма Кут Хуми — плод моего воображения... я все выдумала... феномены все были фокусами... Я дурачила людей... выставлю дюжины дураками... Это будет сатурналия человеческой нравственной порочности — моя исповедь» (59, 233).
Кто же такой махатма Кут Хуми, что это за феномен, кто такая Блаватская, почему и как она дурачила людей? Ответим на эти вопросы по порядку, обратившись к «Иллюстрированной истории суеверий и волшебства» известного шведского ученого А. Леманна, посвятившего биографии великой авантюристки конца XIX века ряд написанных с убийственной иронией страниц, а также к воспоминаниям В. Соловьева (см.: 31; 59).
Елена Петровна Блаватская родилась в 1831 году в южнорусском городе Екатеринославле, в семье артиллерийского полковника фон Ган-Роттенштерна. После смерти матери девочка была отдана на попечение своей няни, неграмотной, суеверной женщины, разбудившей неуемную фантазию и воображение будущей основательницы теософии страшными сказками о колдунах, ведьмах, нечистой силе. Кроме того, девочке внушали веру в то, что она, как «воскресное дитятко», должна быть особенно способной видеть духов и вступать с ними в контакт. Ребенок рос очень нервный, страдал галлюцинациями и истерическими припадками. Следствием всего этого было глубокое убеждение девочки, что она постоянно окружена духами и ангелами. Двоюродный брат Елены Петровны, министр финансов русского правительства С. Ю. Витте в своих мемуарах вспоминал, что та была явно психически ненормальна.