Вскоре она поняла, почему жена майора предпочла сесть в другом месте. Как и большинство представителей его поколения англичан среднего класса, майор обладал внешне хорошими манерами, но имел склонность говорить исключительно о себе. Лиз расслабилась и позволила своим мыслям блуждать, пока майор в течение большей части двух курсов подробно описывал свою долгую карьеру, которая простиралась от Адена до Антрима. Только когда он остановился, чтобы проткнуть свой последний кусок свинины, приготовленный с картофелем в соленом сметанном соусе, Энтони Кертис смог взвесить Лиз с другой стороны.
К этому времени она ослабила бдительность до такой степени, что, когда он предложил пойти в бар, чтобы попробовать один из эстонских ликеров, она согласилась. Это оказалось ошибкой: ко второй рюмке чего-то огненного с непроизносимым названием профессор Кертис безошибочно выказывал любовные намерения. — Как хорошо, что здесь для разнообразия есть кто-то молодой, — мечтательно сказал он, придвигаясь ближе к ней на диване.
— Как хорошо быть здесь, — сказала Лиз с печальной улыбкой. — Но мне грустно из-за моей бедной матери. Она много страдала, знаете ли. Это был рак поджелудочной железы. Очень противно и больно, и ничего нельзя было для нее сделать. Говорят, это тихий убийца; вы можете получить его и не знать, пока не станет слишком поздно».
Когда профессор Кертис слегка отшатнулся, Лиз встала и со слезами на глазах сказала: «Думаю, мне лучше лечь спать. Спасибо за такой интересный день». И с этими словами она скорбно вышла из бара, оставив Кертиса допивать свой напиток в одиночестве.
32
На следующий день была насыщенная программа посещения достопримечательностей Таллинна под руководством профессора Кертиса. Лиз поехала с компанией, не желая казаться ничем иным, кроме как нормальным заинтересованным туристом, и весь день держалась в центре группы, стараясь не оставаться наедине с Кертисом. Накануне вечером он предложил, чтобы на третий день, который был свободным для участников тура, чтобы они могли делать то, что им нравится, он мог бы устроить ей частную экскурсию по городу. Поскольку это был день, назначенный для ее встречи с Мишей, последнее, чего она хотела, чтобы Кертис слонялся поблизости. Ей нужно было помешать ему получить любую возможность возобновить свое предложение.
Она также пыталась обнаружить какое-либо наблюдение, хотя было невозможно понять, откуда оно могло исходить. И секретная резидентура Энди Бокуса в Таллинне, и МИ-6 в Риге знали, что она была здесь, и они также знали ее псевдоним и программу ее туристической группы. Она согласилась, что это разумная предосторожность на случай, если у нее возникнут какие-либо трудности, и ей также дали способ связаться с ними. Но Лиз настояла, чтобы они держались подальше от дороги, поскольку она не хотела, чтобы Миша или любой из его коллег, которые могли наблюдать за ним, заметили интерес с другой стороны.
Пока ее группа ходила от церкви к церкви, она не видела ничего, что могло бы ее беспокоить. Церкви были полны туристов, сгруппировавшихся вокруг своих лидеров, каждый из которых, без сомнения, объяснял на своем языке, как и профессор Кертис, насколько разнообразны здешние архитектурные стили, начиная от замысловатых луковичных куполов русских православных церквей и заканчивая абсолютная простота скандинавских лютеранских зданий с игольчатыми шпилями, устремленными в небо. Это было напоминанием, несколько многозначительно заметил Кертис, о том, что оккупационные режимы могут приходить и уходить, а религиозная вера остается. Лиз задавалась вопросом, сколько из этого уцелеет, если Таллинн станет линией фронта испытания силы между НАТО и новой агрессивной Россией.
Во второй половине дня внимание переключилось с религии на политику с посещением отеля Viru, туристического отеля времен холодной войны, где номера прослушивались КГБ. На двадцать втором этаже находилась диспетчерская для прослушивания телефонных разговоров, и компания восхищалась устаревшей техникой — огромными магнитофонами и маленькой задней комнатой с табличкой на двери « Здесь ничево нет», где слушатели сидели в наушниках, подслушивая туристов в их спальнях.
'Что это обозначает?' — спросила одна из сестер Финлейсон, указывая на русскую вывеску.
— Это значит «Здесь ничего нет», — под общий смех ответил куратор.
Лиз задавалась вопросом, сколько из того, что происходит в наши дни, ведется с прослушивающей станции ФСБ или тайной слежки ЦРУ, а не с верхнего этажа отеля. Несомненно было то, что технология будет намного менее заметной, чем эти старые монстры, и сегодняшние цели, скорее всего, будут политиками и прибывающими делегациями НАТО или ЕС, а не туристами.
На следующее утро Лиз позавтракала в своей комнате. Она хотела избежать встречи с кем-либо из группы, а затем потери их во время встречи с Мишей. Поэтому ей было досадно услышать веселый крик позади себя, когда она выходила из гостиницы.