'Лиз! С добрым утром, моя дорогая. Как вы сегодня?' Это были сестры Финлейсон. Лиз остановилась, придерживая для них дверь. Она не хотела вызывать их интерес грубостью. Одна из сестер сказала: «Мы идем на рыночную площадь. Рассказывают, что сегодня там этнический рынок и народное пение. Мы подумали, что могли бы купить сувениры и подарок для нашей племянницы. На следующей неделе у нее день рождения. Хочешь пойти с нами, если у тебя нет других планов?
— Было бы прекрасно, — сказала Лиз. «Я просто собирался прогуляться, но я хотел бы увидеть рынок».
Утро было ясное, безветренное, но прохладное, небо над головой ясное, бледно-голубое. «Мы так наслаждаемся этой поездкой, — с энтузиазмом сказала младшая мисс Финлейсон. «Таллинн такой красивый город. Я очень надеюсь, что это идет тебе на пользу, моя дорогая, — добавила она, беря Лиз за руку.
— Спасибо, — ответила Лиз, чувствуя себя ужасным обманщиком из-за игры на их сочувствии. «Это прекрасное место, и я чувствую себя намного лучше».
На мощеной площади в сердце старого города бойко торговали лавки с полосатыми навесами. Больше всего продавали женщины в вышитых юбках и блузах, в головных уборах, украшенных кружевами и цепочками крошечных серебряных монет на лбу. Они продавали изделия ручной работы и всевозможную еду и питье — от хлеба и пирожных до меда и бутылок странной формы с коричневатыми ликерами, от которых, как подумала Лиз, можно снести голову.
На площади было людно, и через пять минут она благополучно растеряла Финлейсонов и незаметно удалилась, будучи вполне уверенной, что две женщины все еще будут осматривать местные товары Эстонии, когда она вернется с собрания.
Ей потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до церкви Святого Олафа. В карте не было необходимости; его шпиль был хорошо виден с рыночной площади и находился совсем недалеко. Но ей нужно было убедиться, что никто не преследует ее, поэтому она действовала осторожно. Она бродила, по-видимому, бесцельно, по маленьким улочкам и улочкам Старого города, дважды сворачивая назад, словно возвращаясь на площадь. Она вспомнила, что в справочной записке Пегги для этой поездки описывалось, что на белокаменной башне Святого Олафа, самой высокой в городе, есть смотровая площадка наверху, которая почти пятьдесят лет использовалась Советами в качестве радиомачты и наблюдательного пункта. точка. Блуждая, Лиз следила за своим положением, просто ища острый как стилет шпиль.
Когда она в конце концов добралась до входа в церковь, ровно за пять минут до назначенного времени встречи, она была уверена, что за ней никто не следит.
Внутри была туристическая группа китайских посетителей, толпящихся в центре нефа, так что Лиз прошла по боковому проходу и села. Она смотрела вверх на окна и потолок, как заинтересованный турист. В то же время она не спускала глаз с двери, но никто из них не вошел. На мгновение она задумалась о паре, судя по одежде, явно американца, но вскоре они ушли. Затем прибыли четыре женщины в чем-то похожем на купленные на месте зимние пальто. Они преклонили колени перед алтарем, прежде чем сесть на одну из задних скамеек.
Через несколько минут китайцы ушли, а Лиз направилась к Святилищу, перейдя дорогу перед алтарем. Хотя церковь теперь была баптистской, большая часть первоначального католического убранства ее интерьера была сохранена. Медленно она прошла через открытую дверь в маленький коридор, который, как она знала, вел к пристройке – часовне, построенной в начале шестнадцатого века и пережившей удары молнии и пожары, которые несколько раз уничтожали главную церковь. Обычно открытая для публики часовня была закрыта сегодня, о чем сигнализировал толстый красный шнур, натянутый между двумя медными стойками, преграждающий вход через двойные двери в конце зала. Оглянувшись, Лиз увидела, что никто не обращает на нее внимания, поэтому она быстро обошла красный шнур, поднялась на четыре ступеньки и открыла дверь в часовню.
Она моргнула, когда ее глаза привыкли к тонкому желтовато-коричневому свету, излучаемому единственным источником света в комнате — двумя высокими свечами у маленького алтаря. Света было достаточно, чтобы Лиз смогла разглядеть четыре ряда скамеек в маленькой комнате. Как и было сказано, она подошла и села на скамью третьего ряда в самом дальнем правом конце, рядом с боковым проходом. Она тихо сидела, ее глаза были устремлены на алтарь с золотым крестом, богато украшенным драгоценными камнями, пережитком католических времен.
Она пришла немного раньше, но через несколько минут услышала, как открылась дверь, а затем шаги, замершие у последнего ряда скамеек. Она не оборачивалась, а ждала, что Миша скажет: «Алтарь очень старый». Затем она отвечала: «Сколько лет?» И он говорил: «Достаточно взрослая», — и садился прямо за ней. Если бы их прервали, они выглядели бы как два человека, ищущие утешения или тихо молящиеся, вдали от туристов, заполняющих основную часть церкви.
Но вместо этого знакомый голос сказал: «Привет, Лиз. Как ты нашел это место? Я приезжал много лет, прежде чем обнаружил это.