Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Габер полагал, что химическое оружие – законное средство войны, причем более гуманное, чем огнестрельное оружие. Как показали послевоенные споры о химическом оружии, так считал не только он. Даже некоторые ветераны Первой мировой предпочитали химические боеприпасы пулеметам, утверждая, что они не делают людей калеками[101].


Рис. 8. Сержант Стабби, самая заслуженная собака Первой мировой войны. Бостонский бультерьер превратился из талисмана в участника боевых действий. Wikimedia Commons


В начале 1915 года Габер стал искать способы применения сжиженного хлора против неприятеля. Первоначально предполагалось использовать наполненные газом баллоны, которые нужно было открыть одновременно на протяженном участке фронта. В воздухе сжиженный хлор мгновенно становится газообразным, образуя желто-зеленое или белое облако с относительно низкой концентрацией. Поскольку хлор тяжелее воздуха, облако должно двигаться вперед и вниз на вражеские траншеи и укрытия. Как ожидалось, это заставит неприятеля оставить позиции и создаст хаос. Немецкие солдаты должны были надеть противогазы и, следуя за облаком, занять вражеские позиции, захватить пленных и прорвать фронт.

Габеру и другим немецким руководителям сыграло на руку использование французами слезоточивого газа осенью 1914 года, которое формально объявили первым применением химического оружия. Это оправдывало проведение исследований. Когда Отто Ган заявлял, что использование химического оружия – нарушение международного закона (имея в виду наложенный в конце XIX века запрет на применение снарядов с ядовитыми химическими веществами), Габер вспоминал о действиях французов и говорил, что Германия не первая начала. Слезоточивый газ (общее обозначение раздражающих веществ, вызывающих слезотечение) является одним из тех особых видов химического оружия, которые до сих пор могут легально использоваться странами против собственных граждан в случае бунтов или массовых беспорядков, хотя их применение в условиях войны остается противозаконным.

Двадцать второго апреля 1915 года в 16:00 на шестикилометровом участке фронта немцы открыли 5730 баллонов и выпустили в воздух 180 000 кг хлора, образовавшего желто-зеленое облако. Это произошло возле бельгийского города Ипр. Ненадолго на линии фронта образовалась брешь протяженностью 9 км, но немцы не поняли этого и не воспользовались ситуацией. Пострадали как минимум 7000 человек, от 350 до 500 человек погибли. На этом отрезке фронта стояли британские колониальные войска, почти не имевшие боевого опыта. Они не были готовы к атаке с применением химического оружия и бежали. Немцам удалось взять в плен около 1600 солдат. На следующий день лондонские газеты сообщили, что немцы применили удушающий газ, но умолчали о том, что линия фронта была прорвана. Берлинские газеты объявили, что немецкие войска перешли в наступление и захватили новую территорию, но обошли молчанием использование хлора.

Немцы немедленно применили газ снова, и эти действия Германии заставили все участвовавшие в конфликте страны принимать ответные меры. Так началась гонка вооружений – новые действующие вещества, новые газы, новые средства защиты. Одновременно с разработкой оружия создавались и противогазы – Black Veil, Helmet, Large Box Respirator, XTX Respirator и PH Helmet. Они имели фильтры из грунта, песка, хлопка и других фильтрующих материалов, призванных задерживать химические вещества. Появились маски для лошадей и собак – животных, игравших ключевую роль в войне. Некоторые собаки чуяли запах при очень низкой концентрации, и их держали в траншеях как дозорных. Например, сержант Стабби получил больше боевых наград на Первой мировой войне, чем любая другая собака. Бостонский бультерьер (рис. 8) начал военную службу в качестве талисмана, но после того, как пострадал в газовой атаке, стал чувствительным к газу и лаем предупреждал солдат в траншеях, когда чуял его[102].


Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное