Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Создание химического оружия имело много долгосрочных последствий. В число его жертв после появления подводных свалок в океане вошли морские обитатели, например дельфины, появлявшиеся у атлантического побережья США в 1980-х годах с ожогами от не потерявшего активность иприта. Пример химического оружия является проявлением намного более общей тенденции. Современная научно-техническая война порождает отходы, токсины и радиоактивные материалы, загрязнившие буквально весь мир. Только теперь историки начинают осознавать и изучать связанные с ней масштабы загрязнения и непреходящих последствий[106]. В определенном смысле войну XX века можно рассматривать как историю систематического промышленного причинения катастрофического вреда окружающей среде. Это постоянная война против планеты как таковой.

Тупик позиционной войны привел к появлению химического оружия. Еще одним его результатом стала глубокая эмоциональная травма. К концу 1914 года солдаты в окопах начали испытывать состояние, которое назвали «снарядный шок». Первоначально считали, что разрывы современных снарядов встряхивают мозг как погремушку и таким образом вызывают его повреждение. Позднее диагноз изменили. На страдавших снарядным шоком стали смотреть как на слабаков, притворщиков, женоподобных созданий, нарциссов, слишком зависимых от матерей, и даже как на бесхребетных трусов. Приводились доводы, что только представители светских кругов подвержены таким травмам. Некоторые эксперты утверждали, что выходцы из нижних слоев общества не ведают страха, в отличие от чересчур образованных молодых людей, которые из-за своей интеллигентности страдают от психических травм на войне.

Из множества расстройств, порожденных современной войной, те, что были связаны с эмоциональной реакцией на насилие, имели явную гендерную окраску. Гендерная система с феминистской точки зрения делит социальный и биологический мир на две четкие категории – мужскую и женскую. Каждая из этих категорий связана с целым спектром других бинарных понятий, которые мыслятся взаимоисключающими: мысль и чувство, объективность и субъективность, логика и интуиция, разум и тело, культура и природа, агрессивность и пассивность, общественное и частное, политическое и личное и т. д. В каждом случае первый атрибут ассоциируется с мужчинами и маскулинностью, а второй – с женщинами и феминностью. Эти ассоциации выходят за биологические рамки. Мужчина вполне может считаться интуитивным, эмоциональным, пассивным, то есть феминным. Логичная, интеллектуальная, агрессивная женщина может восприниматься в социальном отношении как маскулинная. Гендерная система в том виде, в котором она существовала на протяжении прошлого века в Европе и Соединенных Штатах, относит людей к строгим категориям, полностью избежать которых человеку очень трудно. В общем, качества, приписываемые мужчинам, какими бы они ни были, ценятся выше[107].

Снарядный шок, боевое истощение, военный стресс и другие диагнозы подобного рода на протяжении столетия нередко рассматривались как разновидности мужской слабости. Эмоциональные реакции солдат на войне говорили о том, что идеалы маскулинности не были достигнуты. Таким образом, эти диагнозы существовали где-то между медицинской рациональностью и нравственным порядком. Если прежде врачей приглашали к чудотворной святыне во французском Лурде, чтобы засвидетельствовать истинность или ложность чудес (поскольку только доктор мог установить, выходят ли факты исцеления за пределы медицинской науки), то в Первую мировую войну им предлагали провести границу между трусом и жертвой, дезертиром и больным, разумом и телом[108].

Термин «снарядный шок» впервые появился в британском медицинском журнале Lancet в феврале 1915 года. Психолог Чарльз Майерс (1873–1946), входивший в состав добровольческой медицинской части во Франции, предположил, что столкнулся с чем-то новым. Как следует из названия, причиной расстройства были взрывы снарядов (а не переживания). Майерс не дал точного объяснения механизма происходящего. Симптомы, на его взгляд, были похожи на те, что наблюдаются у женщин, которым ставят диагноз «истерия», и он заключил, что они могли быть следствием физического повреждения нервной системы или психологической травмы. Майерс первым использовал этот термин в печатном издании, однако, по некоторым данным, он позаимствовал его у солдат в окопах: название, возможно, предложили те, кто реально побывал под артиллерийским обстрелом[109]. На следующий год британский психиатр Фредерик Мотт высказал мнение, что это органическое состояние, то есть прямое следствие повреждения головного мозга при взрыве снаряда или, возможно, вдыхания окиси углерода, выделяющейся при взрывах.