Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

В 1942 году Карл Шмидт в Пенсильванском университете помещал испытуемых людей в охлаждаемые декомпрессионные камеры для изучения влияния низкого уровня кислорода и низких температур на дыхательную, сердечно-сосудистую и зрительную системы. Роберт Уилкинс в Мемориальной больнице Эванса нагружал систему кровообращения у людей, пока они не отключались. Уоллис Фенн в Рочестерском университете помещал испытуемых в камеру, откуда через резиновый воротник наружу выходила лишь голова, и повышал в ней давление, чтобы понять, как оно влияет на кровяное давление. Генри Рикеттс в Чикагском университете держал людей в атмосфере с низким содержанием кислорода по шесть часов ежедневно в течение шести недель, чтобы установить долгосрочные последствия длительной гипоксии. (Пожалуй, правильнее было бы сказать, что Рикеттс пытался это сделать. Мало кто желал участвовать в его программе[233].)

Исследования в области авиационной медицины включали изучение не только самих пилотов, но и технологий, с которыми они имели дело, – шлемов, защитных очков, специального термобелья и противоперегрузочных костюмов. Инженеры меняли конфигурацию приборных панелей, чтобы свести к минимуму последствия «травм в результате резкого торможения» (при авариях). В 1944 году сотрудничество Национального научно-исследовательского совета, Управления безопасности полетов армейских ВВС и Американского общества инженеров-механиков привело к достижению консенсуса в отношении стандартизации органов управления двигателем и приборов в кабине пилота. Процедура использования «чек-листов» для каждого самолета сократила ошибки пилота[234]. Психологи искали препараты, которые могли поддерживать сосредоточенность и спокойствие пилотов. Пилот технологически перестраивался внутри и снаружи, превращаясь чуть ли не в машину[235].

Тем временем Подкомитет по декомпрессионной болезни Управления по научным исследованиям и разработкам США привлекал студентов Йеля к испытаниям в декомпрессионных камерах, чтобы выявить тех, кто невосприимчив к кессонной болезни. Исследователи обнаружили, что около половины испытуемых выдерживали условия, характерные для высоты 11 000 м, в течение трех часов без симптомов. Следующим шагом, разумеется, должно было стать предсказательное тестирование, показывающее, какие индивиды имеют наибольшую сопротивляемость. В ходе еще одного проекта исследовательская группа Вирджинского университета снимала на кинопленку выражение лица испытуемых, подвергаемых радиальной и линейной перегрузке вплоть до потери сознания (рис. 10). Эти пленки составили визуальную хронику физиологической травмы[236].


Рис. 10. Пилот в состоянии физиологического кризиса: лицо, меняющееся под действием перегрузок. Eugene M. Landis, The Effects of Acceleration and Their Amelioration, in E. C. Andrus et al., Advances in Military Medicine, Made by American Investigators, vol. I (Boston: Little, Brown, 1948), page 251, figure 33


Другие группы искали способы справиться с «состоянием тревоги в боевом полете». Капитан Юджин Дюбуа из Управления военно-морских исследований США в отчете 1945 года обобщил эту проблему, которая носила разные названия: «утомление от полетов», «летный стресс», отсутствие нравственного стержня и трусость. Вероятность возникновения такого стресса у пилота, предположил он, описывается гауссовой кривой нормального распределения. Он не строил кривую на основе каких-либо данных, а просто исходил из предположения, что так должно быть. К факторам, способным вызвать этот стресс, полагал Дюбуа, относятся действия противника и гибель друзей[237].

Аварии средней тяжести также оказались в центре внимания исследований во время войны. По замечанию организаторов исследований, бессмысленно заниматься мелкими повреждениями, вследствие которых никто не пострадал, или «серьезными авариями, когда самолет полностью разрушается». Изучать нужно аварии, приводящие к серьезным, но не фатальным ранениям. Исследования, организованные Хью Дехейвеном в Корнеллском медицинском колледже, позволили установить, что в авариях средней тяжести наиболее серьезно повреждались голова и лицо. Кабина пилота в 1940 году была полна источников опасности, к которым относились приборная панель с ее выступающими элементами и плохо сконструированный штурвал управления. Конференции по повреждениям при авариях, начавшиеся в 1943 году, сосредоточились на объединении усилий ВВС, авиационной промышленности и ученых из сферы биомедицины в решении вопроса о том, как сделать кабину пилота менее опасной. Трехточечный ремень безопасности, до сих пор используемый в автомобилях и других транспортных средствах, появился благодаря этому[238].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное