В этих широкомасштабных исследованиях накапливалась визуальная, рентгеновская, количественная, биохимическая и психологическая информация о стрессах во время полетов на большой высоте и с высокой скоростью, которая использовалась при планировании применения военно-воздушных сил. Испытуемые (солдаты, студенты, медики-добровольцы, ныряльщики и альпинисты) моделировали переживания в процессе долгих, некомфортных и опасных полетов. Их организмы стали источниками данных, на которые ориентировались инженеры, занимавшиеся модифицированием кабин и одежды для пилотов и экипажей.
Исследования, проводившиеся во множестве организаций, относились к так называемой нормальной науке. Иначе говоря, они укладывались в традиционную научную парадигму, где целью было понимание явлений. Идею нормальной науки впервые сформулировал Томас Кун в своей книге 1962 года «Структура научной революции»[239]
. Ее основным моментом является то, что научное исследование обычно опирается на широкий консенсус по вопросу значимости и актуальности определенных проблем. В случае нарождающейся авиационной медицины создание контролируемых травм в лабораторных условиях, очевидно, было предметом широкого консенсуса.И самолеты, и люди в них воспринимались как пластичные объекты. Некоторые люди могли быть менее чувствительными к декомпрессионной болезни. Некоторые психологические состояния поддавались контролю с помощью препаратов. Сам же самолет можно было модифицировать так, чтобы снизить ущерб от аварий средней тяжести. Конечная цель авиационной медицины виделась в как можно более продолжительном поддержании жизни и работоспособности пилотов и экипажей в возможно более широком диапазоне условий. Это позволило бы им осуществлять налеты. Иными словами, цель заключалась в сохранении здоровья и способности летать достаточно высоко и достаточно долго, раня и убивая людей на земле в заданных точках. Хотя в официальных документах акцент делался на выживании и безопасности экипажей, их выживание и безопасность по определению приводили к гибели других людей на земле. Авиационная медицина была одновременно областью знаний о том, как излечивать, и о том, как наносить увечья.
Те, кто получил тяжелые ранения, также находились в центре внимания полевых исследований во время войны, например тех, что проводил на итальянском фронте Генри Бичер (рис. 11). Гарвардский анестезиолог Бичер (1904–1976) был одной из самых влиятельных фигур в медицине XX века. В 1950-х годах он написал статью, где дал определение эффекта плацебо. Его статьи о неэтичном исследовании в 1960-х годах фактически положили начало современному движению за биоэтику. Позднее он помог изменить определение смерти и принять в качестве ее критерия смерть головного мозга, что способствовало трансплантации органов. Можно по-разному относиться к Бичеру как к человеку – а он был человеком сложным, как показывают Лора Старк и Сьюзан Ледерер, – но его влияние на практику биомедицины бесспорно[240]
.Рис. 11.
Гарвардский анестезиолог Генри Бичер и его команда в итальянских Альпах, 1944–1945 гг. Board for the Study of the Severely Wounded, North African – Mediterranean Theater of Operations,Бичер также был в числе тех, кто играл ключевую роль в полевых исследованиях раненых бойцов на войне. Его группа работала с тяжелоранеными солдатами на итальянском фронте, где занималась оценкой методов лечения шока у тех, кого считали безнадежными. Бичеру и его команде передавали для полевого исследования обреченных солдат.
Опыт Бичера, приобретенный в полевой лаборатории на итальянском фронте, оказал глубокое влияние на его последующую деятельность. Его интерес к плацебо, проблемам информированного согласия и смерти головного мозга был отражением многолетней работы в качестве армейского врача в составе Комиссии по изучению тяжелораненых. В полевых условиях, в постоянном движении он экспериментировал со способами лечения шока, исследовал природу боли и использование анестезии. Когда служба Бичера окончилась летом 1945 года, он написал своему командиру: «Работа на этом театре военных действий под вашим руководством была опытом, который повлияет на всю мою дальнейшую жизнь»[241]
.