Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

В этих широкомасштабных исследованиях накапливалась визуальная, рентгеновская, количественная, биохимическая и психологическая информация о стрессах во время полетов на большой высоте и с высокой скоростью, которая использовалась при планировании применения военно-воздушных сил. Испытуемые (солдаты, студенты, медики-добровольцы, ныряльщики и альпинисты) моделировали переживания в процессе долгих, некомфортных и опасных полетов. Их организмы стали источниками данных, на которые ориентировались инженеры, занимавшиеся модифицированием кабин и одежды для пилотов и экипажей.

Исследования, проводившиеся во множестве организаций, относились к так называемой нормальной науке. Иначе говоря, они укладывались в традиционную научную парадигму, где целью было понимание явлений. Идею нормальной науки впервые сформулировал Томас Кун в своей книге 1962 года «Структура научной революции»[239]. Ее основным моментом является то, что научное исследование обычно опирается на широкий консенсус по вопросу значимости и актуальности определенных проблем. В случае нарождающейся авиационной медицины создание контролируемых травм в лабораторных условиях, очевидно, было предметом широкого консенсуса.

И самолеты, и люди в них воспринимались как пластичные объекты. Некоторые люди могли быть менее чувствительными к декомпрессионной болезни. Некоторые психологические состояния поддавались контролю с помощью препаратов. Сам же самолет можно было модифицировать так, чтобы снизить ущерб от аварий средней тяжести. Конечная цель авиационной медицины виделась в как можно более продолжительном поддержании жизни и работоспособности пилотов и экипажей в возможно более широком диапазоне условий. Это позволило бы им осуществлять налеты. Иными словами, цель заключалась в сохранении здоровья и способности летать достаточно высоко и достаточно долго, раня и убивая людей на земле в заданных точках. Хотя в официальных документах акцент делался на выживании и безопасности экипажей, их выживание и безопасность по определению приводили к гибели других людей на земле. Авиационная медицина была одновременно областью знаний о том, как излечивать, и о том, как наносить увечья.

Те, кто получил тяжелые ранения, также находились в центре внимания полевых исследований во время войны, например тех, что проводил на итальянском фронте Генри Бичер (рис. 11). Гарвардский анестезиолог Бичер (1904–1976) был одной из самых влиятельных фигур в медицине XX века. В 1950-х годах он написал статью, где дал определение эффекта плацебо. Его статьи о неэтичном исследовании в 1960-х годах фактически положили начало современному движению за биоэтику. Позднее он помог изменить определение смерти и принять в качестве ее критерия смерть головного мозга, что способствовало трансплантации органов. Можно по-разному относиться к Бичеру как к человеку – а он был человеком сложным, как показывают Лора Старк и Сьюзан Ледерер, – но его влияние на практику биомедицины бесспорно[240].


Рис. 11. Гарвардский анестезиолог Генри Бичер и его команда в итальянских Альпах, 1944–1945 гг. Board for the Study of the Severely Wounded, North African – Mediterranean Theater of Operations, The Physiologic Effects of Wounds: Surgery in World War II (Washington, D.C.: Office of the Surgeon General, Department of the Army, 1952)


Бичер также был в числе тех, кто играл ключевую роль в полевых исследованиях раненых бойцов на войне. Его группа работала с тяжелоранеными солдатами на итальянском фронте, где занималась оценкой методов лечения шока у тех, кого считали безнадежными. Бичеру и его команде передавали для полевого исследования обреченных солдат.

Опыт Бичера, приобретенный в полевой лаборатории на итальянском фронте, оказал глубокое влияние на его последующую деятельность. Его интерес к плацебо, проблемам информированного согласия и смерти головного мозга был отражением многолетней работы в качестве армейского врача в составе Комиссии по изучению тяжелораненых. В полевых условиях, в постоянном движении он экспериментировал со способами лечения шока, исследовал природу боли и использование анестезии. Когда служба Бичера окончилась летом 1945 года, он написал своему командиру: «Работа на этом театре военных действий под вашим руководством была опытом, который повлияет на всю мою дальнейшую жизнь»[241].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное