Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Сначала было непонятно, как именно в стратегическом плане следует использовать новую технологию. Представления о самолетах и их военной ценности менялись на протяжении 1940-х годов (в определенном смысле вплоть до настоящего времени). Американский военный теоретик Билли Митчелл считал, что с появлением бомбардировщиков другие виды вооруженных сил устарели. По мнению британского теоретика Хью Тренчарда, бомбардировки могли вызвать повсеместное «недовольство», которое покончит со всеми войнами (хотя непонятно как). Итальянский теоретик Джулио Дуэ полагал, что «цивилизации» свойственна повышенная уязвимость, поэтому военно-воздушные силы могут сокрушить вражеское государство, нанеся удар по его «нервной системе»[221].

В начале Первой мировой войны предполагалось, что новые самолеты будут вести разведку. С них также можно было сбрасывать бомбы и химические боеприпасы, хотя на деле это не получило особого распространения. Было непонятно, сколько требуется самолетов, какую подготовку должны иметь пилоты и экипажи, какие административные структуры наиболее пригодны для управления воздушными силами. Тем не менее к 1914 году, когда началась Первая мировая война, все основные воюющие стороны вложили деньги в развитие военно-воздушных сил и занялись изучением их потенциала.

Одним из последствий этого энтузиазма стало то, что пилоты и экипажи начали действовать в более высоких слоях атмосферы при скоростях и ускорениях, недоступных на земле в обычных условиях. Освоение воздушного пространства сопровождалось проявлениями морской болезни, гипоксии, дезориентации и декомпрессионной болезни. Авиационная медицина как область знания выросла из этого опыта. Машина уносила пилота в незнакомое и опасное пространство. Как солдат, держащий ружье, пилот сливался с машиной в единое целое[222].

Риски были признаны уже в 1912 году, когда военное ведомство выпустило меморандум с детальными требованиями к состоянию здоровья кандидатов в пилоты. Кандидат должен был иметь идеальное зрение без признаков дальтонизма и безупречное чувство равновесия, позволяющее двигаться как с открытыми, так и с закрытыми глазами. Американская армия предъявляла более жесткие требования к физическому состоянию авиаторов по сравнению со средним солдатом, как будто опасности полета можно было компенсировать хорошей физической формой молодых мужчин. Отсеивались 30 % кандидатов. Однако к началу Первой мировой войны в военно-воздушных силах многих стран фактические требования к личному составу были ниже, чем в пехоте. Жорж Гинемер, ставший великим французским асом, пошел в авиацию потому, что его сочли слишком хилым и болезненным для пехоты. Эдди Рикенбакер, несмотря на то что был одним из лучших автогонщиков страны, а потом стал летчиком-асом, имел дефект роговицы, ухудшавший пространственное зрение[223].

Первые «авиационные медики» пришли в Лабораторию медицинских исследований сухопутных сил США в 1918 году. Изначально они должны были определить, во что одевать пилотов во время длительных полетов, когда они испытывают сильный холод, голод и, безусловно, недостаток кислорода. Лаборатория медицинских исследований в Минеоле, штат Нью-Йорк, проводила восьминедельные курсы обучения врачей, которым предстояло работать с пилотами и экипажами. К 1920-м майор армейской авиации Генри «Хэп» Арнольд, будущий командир ВВС армии США во время Второй мировой войны, уже отчетливо видел, с какими рисками встретятся его подчиненные. Пилоты, летавшие на одноместных истребителях на высоте 6000 м, должны были столкнуться с новыми биологическими стрессовыми факторами, когда высоты увеличатся до 12 000 м. Им потребуется кислород, герметичная кабина и высотный костюм. Авиационные врачи начали экспериментировать на пилотах и обнаружили, что даже самые опытные из них могут потерять ориентацию при определенных условиях полета. Пилоты должны были научиться доверять технике, а не собственным инстинктам, однако «между теми, кто создавал самолеты, и теми, кто на них летал, не было контакта», как отмечает Шульц. Некоторыми видами техники было чрезвычайно неудобно или опасно пользоваться[224]. Например, экипаж В-17 Flying Fortress страдал от жестокого холода, гипоксии и декомпрессионной болезни. Стрелку, чтобы совладать с заклинившим пулеметом, приходилось снимать перчатки с риском обморозить руки. В-17 летал высоко, чтобы обезопасить экипаж от зенитного огня, но его конструкция не учитывала биологические потребности людей[225].

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное