Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Существование этих сетей свидетельствовало об интригующей комбинации открытости и секретности в исследованиях, касающихся психологической войны и коммуникаций. ЦРУ не случайно скрывало, кому оно дает деньги, – его сильно беспокоила возможная реакция общественности на проявляемый им интерес к исследованию коммуникаций. Финансирование через внешне нейтральные или независимые организации вроде Фонда Форда защищало как ученых, так и само ЦРУ.

Разумеется, открытое финансирование со стороны военных было нормой во многих науках. Физики, биологи, химики и даже антропологи получали средства из военных источников от Управления военно-морских исследований (ключевого спонсора океанографии) до Комиссии по атомной энергии (номинально гражданского агентства, отвечающего за государственные программы разработки ядерного оружия и осуществляющего широкомасштабное финансирование экологических и биологических исследований)[282]. ЦРУ всегда отличалось скрытностью, и ученые опасались, что получение денег от ЦРУ поставит под вопрос легитимность их исследований.

Психолог и теоретик коммуникаций Хэдли Кантрил, заместитель директора знаменитого Принстонского проекта в области радиовещания в конце 1930-х годов, фактически руководил радиовещательной службой для ЦРУ. Кантрил получил признание как серьезный ученый, впервые попытавшийся обобщить и системно оценить теорию коммуникации. Его анализ общественного мнения по всему миру задал характер международных исследований на два с лишним десятилетия. Как и многие другие ученые своего времени, Кантрил был убежден, что целью Соединенных Штатов должно стать скорейшее приведение всего мира в современную капиталистическую экономику. С его точки зрения, ни один интеллектуально полноценный человек не мог критиковать западную интервенционистскую политику развития. Для него не существовало обоснованных сомнений в западной установке, в соответствии с которой все без исключения хотят стать или должны стать потребителями товаров массового производства. Капитализм хорош по определению и является единственно верным ответом для всех в мире, независимо от их нынешних условий существования[283].

Эта идея десятилетиями служила руководством для политики США, порой приводя к катастрофическим результатам. Особенно жестко она насаждалась в изолированных популяциях бедной части мира. Это была форма войны, имевшей экономические и социальные цели, в которых предпочтение отдавалось ценностям и представлениям элит Соединенных Штатов. Если людей можно убедить поддерживать войны, голосовать определенным образом, покупать сигареты или пользоваться косметикой, то почему их нельзя с тем же успехом превратить в современных, капиталистических, демократических граждан, а не в революционных коммунистов? Для подрыва усилий агитаторов или радикалов в странах третьего мира (как это тогда называлось) использовались всевозможные науки. Американские спецы боялись, что (наивные, бедные) люди в традиционных обществах легко поддадутся влиянию радикальных националистов, социалистов и экстремистов[284]. Поэтому было важно склонить их к капитализму – если придется, откровенно драконовскими мерами.

Многие страны, такие как Бразилия, Советский Союз, Перу, Индия и Китай, были в действительности неоднородными и многоязычными. Они представляли собой земли, культуры и языковые группы, объединенные в государства, но с разными формами землевладения и ведения сельского хозяйства, религиозными традициями, языками и социальными структурами. Как сделать эти разнородные группы лояльными современному государству XX века? Антропологи могли изучать различия, оценивать их значение и, возможно, предлагать решения.

У Соединенных Штатов имелся исторический опыт проведения жестокой политики цивилизации коренных народов, как, впрочем, и у Австралии и многих других стран. Однако после 1945 года открытое, жестокое уничтожение культуры и политика геноцида стали восприниматься как нарушение прав человека. Целью инициатив вроде Корнелл-перуанского проекта в Викосе, была выработка мирного процесса приобщения коренных народов к современности. Команда из Корнеллского университета обещала дать перуанским чиновникам низкозатратный план быстрой культурной трансформации, который можно применять и в других местах. Университет должен был документировать процесс и вырабатывать планы, пригодные для использования в местах, где «отсталые» люди со своим «закоснелым» образом жизни подрывали экономический рост.

Проект в Викосе был настоящим полевым экспериментом, в котором идеи применялись на практике в изолированном и бедном районе. Он получил широкую известность, привлек пристальное внимание и одновременно стал самым критикуемым социологическим проектом развития того периода. В центре «проблемы индейцев» в Перу стоял вопрос интеграции миллионов бедняков из числа коренных жителей в ткань современного государства, и работа в Викосе должна была создать модель достижения этой цели.