Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Убедительное исследование Джейсона Прибилски с практической точки зрения рассматривает реализацию этого проекта[285]. Осуществлявшийся с 1952 по 1966 год Корнелл-перуанский проект был экспериментом по модернизации в сфере прикладного социального преобразования. Он превратил 2250 коренных жителей в подопытных, а перуанское высокогорье в социологическую лабораторию. Команда из Корнелла привезла в общину в Викосе новые сельскохозяйственные культуры, пестициды, ДДТ, оборудование для современной клиники и новые туалеты. Проект также предлагал новые ценности, в том числе веру в современную науку и медицину, отказ от народных целителей и культуру потребления. Он формировал социальное изменение, которое следовало отслеживать, фиксировать и анализировать (рис. 15).

Рис. 15. Команда из Корнелла в Викосе (Перу), 1950-е гг. Division of Rare and Manuscript Collections, Cornell University Library, RMC2004–5228

Воспринятый многими как дерзкий социальный эксперимент, перенесший изолированную группу «из каменного века в атомную эру», проект в Викосе вызвал также и критику. Некоторые в Перу увидели в нем попытку ассимилировать аборигенов и не допустить социалистическую революцию с помощью материальных благ и приобщения к ценностям капитализма.

В 1955 году Алан Холмберг, антрополог Корнеллского университета, возглавлявший проект, стал членом престижного сообщества в Центре перспективных исследований в области поведенческих наук Стэнфордского университета. Там он познакомился с сетью идеологов холодной войны, занимавшихся продвижением американских интересов в мире. В их числе были политолог Гарольд Лассуэлл, занимавший должность в финансируемом ЦРУ Центре международных исследований, и психолог RAND Corporation Джон Кеннеди, которого интересовали способы устранения характерных для человека ошибок в системах противовоздушной обороны. Дискуссии Холмберга с этими двумя специалистами повлияли на его представление о проекте в Викосе, и он увидел в модернизации возможность противостояния коммунизму.

Исследователи из Корнелла проводили в Викосе политику открытых дверей, приглашая других антропологов, студентов, волонтеров Корпуса мира и даже журналистов посетить место эксперимента и больше узнать о нем. В 1963 году журналист Christian Science Monitor представил проект как доказательство того, что сообщество, «сколь угодно отсталое, может мирно и быстро войти в XX век в демократическом мире». В том же году Reader's Digest назвал проект «чудом в Викосе». «Пока Советы рассуждали об улучшении жизни множества отсталых народов, жители Викоса сбросили ярмо феодализма за одно-единственное десятилетие». В Saturday Review в 1962 году говорилось, что эксперимент «за одно десятилетие перенес людей на 400 лет вперед». Судя по этим преувеличениям в прессе, Викос воспринимался как демонстрация потенциала трансформации коренных племен не только в Перу, но и в любых других местах[286].

Прибилски называет причину того, что проект казался его участникам исключительно научным. Антропологи видели в нем беспрецедентную возможность провести полевой эксперимент по трансформации общества в условиях, максимально близких к лабораторным. Это был шанс узнать, как работают социальные науки во времена холодной войны. Убеждение, пропаганда и манипуляция обществом должны были обеспечить мировое господство. Знание людей и социальных систем могло стать руководством по манипуляции. Поддержку военных в той или иной форме получали сети ученых в сферах социологии, политологии, антропологии и экономики. Не осталось ни одного места, где можно было остаться незамазанным, и даже те, кто хотел помогать коренным народам, рисковали стать участниками проектов, которые наряду с предоставлением пищи и медицинских услуг отчаянно нуждавшимся в них людям были частью программы, не дававшей особого выбора объектам научной и политической трансформации.

Дэвид Прайс скрупулезно задокументировал масштабную слежку ФБР за активистами-антропологами в разгар холодной войны и выдвинул предположение, что угрозы маккартизма «выхолостили то, что могло стать значимой и убедительной антропологической критикой расовых и классовых предрассудков мирового капитализма»[287]. «Свобода мысли» втихую ограничивалась страхом возмездия со стороны государства, поскольку прогрессивных интеллектуалов систематически изгоняли из политики и академических институтов. В свою очередь, само знание определялось как возможностями, так и запретами. Специалисты в сфере общественных наук вроде бы понимали, что требовалось для осуществления социального и политического изменения. Они создавали теорию сознания – а сознание было ключевым полем битвы XX века.

Область, где подобные взгляды носили особенно откровенный – и странный – характер, была связана с идеей «промывки мозгов».