Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

В 1956 году Научно-исследовательский центр подготовки кадров ВВС США на авиабазе Лэкленд опубликовал исследование с оценкой коммунистических методов допроса с применением средств принуждения. Оно опиралось на интервью с репатриированными заключенными, сопротивлявшимися давлению, и давало основание полагать, что сочетание лишения сна, недоедания, изоляции, крайне жестокого физического обращения и боли может изменить самосознание пленника. Все это вызывает «чувство ужасной усталости и слабости»[296]. Роберт Лифтон, психиатр ВВС, служивший в Корее в 1951–1954 годах, работал с некоторыми пленниками после их возвращения на родину. Он пытался оценить их переживания и степень того, что называл «контролем мышления». Результаты исследования он изложил в 1961 году в своей книге[297]. По предположению Лифтона, самосознание и собственное «я» человека можно изменить разными способами. У заключенных можно было вызвать чувство вины и стыда, например, вынудив их донести на друзей и любимых. Изоляция и истощение могли со временем сломать человека, вызвать кризис. Добившись кризиса, тюремщики обычно предлагали снисхождение и возможность выжить ценой превращения в другого человека. Лифтон отметил, что обычно на этой стадии люди склонны в чем-то признаться. Они могут осуждать какой-то отвергнутый элемент своей натуры, например проклинать капитализм или демократию. Затем тюремщики предлагали возможность возрождения в качестве того, кто будет следовать законам нового порядка[298]. Размышления Лифтона на эту тему появились именно тогда, когда философ Ханна Арендт в качестве журналиста-обозревателя следила по телевидению за судебным процессом над нацистским преступником Адольфом Эйхманом в Иерусалиме. Суд начался в апреле 1961 года, завершился признанием виновности подсудимого в декабре 1961 года и его смертной казнью через повешение в мае 1962 года. Ее пять статей о судебном процессе вышли в газете New Yorker в феврале и марте 1963 года и позднее в том же году были изданы в виде книги «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме»[299].

Репортаж Арендт был неоднозначным и до сих пор вызывает споры. По мнению некоторых критиков, она возложила вину за холокост на евреев, поскольку расписывала эффективность работы Эйхмана с еврейскими лидерами при организации отправки эшелонов с узниками в лагеря смерти. Репортажи Арендт представляли Эйхмана антисемитом, но намекали на то, что антисемитизм не объясняет его участия в массовых убийствах. Она нашла объяснение в другом – в силе и важности текущего индивидуального выбора. Эйхман, по ее предположению, хотел сделать карьеру и, как многие другие (те, кто мыл полы в здании, где прошла Ванзейская конференция, определившая планы «окончательного решения еврейского вопроса», кто водил эшелоны или занимался снабжением лагерей смерти), был исполнителем, жаждавшим повышения, и хорошо делал свою работу. Именно поэтому его зло банально[300].

Такое пугающее видение тоталитарных государств и их способности определять поведение людей дополнялось исследованием 27-летнего преподавателя Йельского университета Стэнли Милгрэма. Милгрэм ссылался на переживания военнопленных, с которыми работал Лифтон, в своей заявке на получение гранта на проведение полевых исследований, ставших одним из самых известных в истории экспериментов в области психологии человека. В своих последующих публичных заявлениях он подчеркивал значение его результатов для понимания поведения людей во время холокоста. Подобно многим другим, он соглашался с существованием признаков уязвимости сознания человека для манипуляций. Однако историк Айан Николсон убедительно показывает, что Милгрэма также интересовал вопрос белой маскулинности и появления феминизированного «человека организационного» (этот термин использует и Цвейбек, описывая отношение общества к военнопленным, оставшимся в Корее)[301].

Исследование Милгрэма настолько известно, что едва ли его нужно описывать. Скажу только, что он представлял эксперимент испытуемым как тестирование памяти. Им говорили, что они как «учителя» будут взаимодействовать с другим испытуемым – «учеником». При выполнении простых заданий на запоминание слов учитель наказывал ученика слабым ударом электрического тока за неверный ответ. На самом деле ученик был подсадной уткой и выразительно изображал реакцию на все более сильные удары электрическим током, которые в действительности он не получал. Реальным предметом исследования являлось поведение человека, получившего должность учителя, а реальный вопрос заключался в том, продолжит ли учитель применять наказание, несмотря на признаки усиления боли и опасности для предполагаемого ученика: «Сильный шок», «Чрезвычайно сильный шок», «Опасно тяжелый шок» и «ХХХ»[302].