Развитие объектов

Поэтизация и героизация этого типа человека, особенно в образе «сверхчеловека» у Ф. Ницше, как человека, свободного от всех условностей общества, в том числе от морали, на деле – воспевание служения собственной болезненной гордыне, горделиво-эгоистической «избранности» (на деле мнимой). Не странно, что в реальной истории «сверхчеловек» такого типа превращается в жестокое антигуманное орудие тотального разрушения и отрицания бытия. Причина этого – именно внетрадиционность, культурная безосновность (внекультурная абстрактность и ее разновидность – маргинальность), которая ведет человека не вперед в его человеческом, а возвращает его в дочеловеческое бытие, в «естественную эволюцию», в животное состояние в его жестоко-антигуманном, внеморальном и внеправовом бытии. Потому такой «сверхчеловек» в движении в будущее – на деле ведет в историческое прошлое.

б) «Сверхчеловек»-творец. Тип человека-творца, самоотверженного созидателя, энтузиаста также известен, проявлен в разные периоды реальной истории человечества в разных культурах – наиболее масштабно в СССР в советский период[414]. Такой человек чаще всего наследует революционный порыв. Но такой порыв становится конструктивным, созидательным только когда его самоотверженная «свобода» становится порывом служения человеку, светлому и великому в человеке (как Данко у А. М. Горького), своей стране, культуре. Этот порыв творческой свободы (в том числе в ее харизматическом или пассионарном вариантах) может внешне противостоять традиции, но на деле – развивает и раскрывает потенциал своей традиции, усиливает и проявляет традицию, делает более эффективным движение культуры в будущее. Он раскрывает потенциал человека-традиции[415], постепенно начинает осознанно руководствоваться традицией, в том числе все новации «пропуская» через традицию[416]. Это особенно хорошо видно на примере дальневосточных стран – особенно Японии и Китая. В России традиция также сильна, но пока преднамеренно запутана в сознании и культуре ненавистниками и врагами русской традиции и России.

При этом традиция – это отнюдь не консервация и не возвращение в прошлое. Традиция сильна именно своей жизненностью и способностью к осовремениванию, как живая и живущая традиция, развивающаяся и идущая в будущее – как любил говорить большой русский (советский) патриот и прекрасный артист И. О. Горбачев, «традиция – это не сохранение пепла жизни, а поддержание в ней огня».

При этом, сама традиция не терпит ретроградства, сохранения отжившего свой век, часто маскирующегося под традицию, но являющегося отмершей его частью, потому антитрадицией и антиразвитием, которое ведет к гибели объекта, к умерщвлению жизни (ведет назад, в прошлое). Потребностью же традиции является ее жизненность (вследствие развития бытия), естественная эволюция и постоянное обновление объекта, в том числе смена элементов и пластов традиции без утраты ее как целостности как основы бытия социально-культурного объекта[417].

Естественно, что формирование различных типов человека, реализация и проявление указанных типов человека в разных культурах и разные периоды различна.

Для продвижения в будущее нужно следование традиции и формирование «сверхчеловека» будущего на ее основе. Поскольку, как совершенно справедливо вывел на основе своих исследований и наблюдений Н. Н. Талеб, традиционное – более «антихрупко», устойчиво во времени, чем инновационное[418].

Примечание 2. Собственно «инновационность» также может стать некоторой «традицией», в своем радикальном варианте превращаясь в постоянный и все ускоряющийся «инновационный бег» и превращая движение в будущее в перманентную инновационную деятельность. В таком случае она может также становиться противоположностью и отторжением бытия, дорогой в небытие, в бессмысленное и бесцельное движение, переходя в крайности революционизма («инновации ради инноваций»). Такая инновационная парадигма также не вполне отвечает, а во многом противоречит оптимальному и эффективному продвижению в будущее.

Пример тому – бешеный ритм деловой буржуазной цивилизации, который к началу XXI века привел к тупикам смыслов и целей, сформировав социальный слой «инновационщиков», делающих себе жизнь и карьеру на новом (часто псевдоновом или условно новом), превратившись в социальную индустрию, сферу профессиональной деятельности, сферу экономики и способ получения доходов, сферу потребления. Психопатическая реакция части населения западных стран на ускорение динамики в некоторых сегментах производительной и потребительской реальности обнаружена и описана еще Э. Тоффлером[419], а наиболее показательным практическим примером является секта потребителей продукции «Apple» и других радикально-инновационных компаний.