Реактор. Черная быль

Из школы его исключили, он перевелся в вечернюю. Но тем дело не кончилось. Учительница обратилась к участковому, Сергея поставили на учет в детскую комнату милиции. Он отнесся к этому равнодушно. Продолжал ходить в вечернюю школу, устроился работать учеником автослесаря, все свободное время тренировался, ездил на соревнования. В восемнадцать лет стал мастером спорта СССР по классической борьбе, потом мастером восточных единоборств. Вот только участковый не давал ему проходу, все цеплялся по любому пустяку.

Зарплату Сергей аккуратно приносил домой. Родители в деньгах сына не нуждались, откладывали. Сумма накопилась достаточно приличная. Сергей купил мотоцикл. И не какой-нибудь допотопный «Ковровец», а ярко-красную «Яву». И снова прицепился участковый, сказал, что на Михеева жалуются соседи, говорят, спасу нет от треска его мотоцикла. Никто из соседей никаких замечаний Сергею никогда не делал, да и гонял он на мотоцикле, понятное дело, не на своей улочке, а вдали от дома. Парень вспылил, ответил мильтону, не выбирая выражений.

И надо же было такому случиться, что той же ночью, когда произошла их стычка, кто-то выбил в доме участкового все окна. Вскочив с кровати босиком, старлей еще и ноги себе осколками стекол в кровь порезал.

Участкового в округе терпеть не могли, желающих насолить ему было предостаточно. И хотя Сергей к инциденту никакого отношения не имел, старший лейтенант разбираться не стал, решив про себя, что поквитается со строптивым хулиганом. Щедро угостив дружка-собутыльника из райотдела милиции доброй самогонкой, они составили план действий.

Через несколько дней «Ява», стоявшая во дворе дома Михеевых, бесследно исчезла. Поиски по району ничего не дали. «Если ты потерял деньги, ты не потерял ничего», – утешала сына Вера Георгиевна и напомнила, что мотоцикл застрахован. Получив в сберкассе деньги по страховке, Сергей стал присматривать новый мотоцикл, когда его вызвали в райотдел милиции и обвинили в том, что мотоцикл онугнал у себя сам, чтобы получить деньги по страховке, а потом припрятанную «Яву» продать. Но они, доблестные сыщики, мотоцикл нашли и преступника изобличили. Номер двигателя на предъявленных ему фотографиях экспертизы номеру михеевской «Явы» не соответствовал и был кем-то небрежно, так, что цифры все-таки проступали, затерт. Но кого это могло остановить, если решение принято? Партия и правительство заботились о благосостоянии, здоровье и счастье всего народа. В целом. Судьба отдельного человека не интересовала, да и по сей день не интересует, никого.

– Оглянись вокруг, посмотри, кто нас окружает. Здесь же полным-полно людей, которым не место в тюрьме, – делился Сергей своими мыслями с Гелием одним из нескончаемо долгих вечеров на Пресненской пересылке. – А на свободе ходят, жрут, пьют, веселятся законченные подонки, мерзавцы и негодяи, которым самое место в тюрьме.

Он, получивший четыре года колонии только за то, что был с каким-то сраным ментом непочтительным, эти мысли выстрадал. Несколько месяцев, ожидая приговора суда, Михеев провел в знаменитой Бутырке, тюрьме, о которой складывали легенды, пели песни во всех камерах, пересылках и зонах. С твердым характером и крепкими кулаками, он заставил с собой считаться. Даже авторитетные воры держались с ним уважительно и прислушивались к его мнению. И теперь, на Пресненской пересылке, в камере, где вместо двадцати набилось чуть не шестьдесят арестантов, Сергей, как мог, делился с новым знакомым, предостерегая его от ошибок, «косяков», как здесь говорили, возможных в этом озлобленном и сложном мире.

***

Иногда к их разговорам присоединялся Комар. Человек по сути своей незлобивый, он в первый день «наехал» на новичка, желая его, по собственному выражению, проверить на вшивость. Комар был ходячей энциклопедией тюремной жизни. С явным удовольствием посвящал он Гелия в то, что сахар следует называть посыпухой, масло помазухой, ложку веслом, карты – стиры, или стос. Придвигая к себе баланду из разваренной капусты, недовольно ворчал: «Опять хряпа!» А вот «дробь» – перловку – лопал с удовольствием.

Каждый новичок непременно проходил «прописку». Задавая вопросы, тюремные авторитеты безошибочно определяли, кто передними: человек стойкий, стоящий, или так – ни себе, ни людям. Но прозвище – «кликуху», «погоняло» – давали каждому. Так с этим прозвищем и шел осужденный на этап, а потом на зону – беспроволочный телеграф здесь работал бесперебойно, оповещая тюрьмы и лагеря всей шестой части земной суши.

К Гелию во время «прописки» особо не придирались. К тому же накануне он продемонстрировал, что умеет постоять за себя. «Заехал» в камеру вор-домушник, который решил показать себя авторитетом сразу. Безошибочно определив в Гелии новичка, он протянул ему окурок и велел выбросить в парашу. Получив отказ, показушно взъярился, схватил Гелия за воротник и зарычал устрашающе:

– Ну так я тебя, сявка, самого сейчас в парашу окуну!