Реактор. Черная быль

Хотя Станислав Юрьевич Гуральский слово свое сдержал, добиться желаемого результата полностью даже ему не удалось. Говоривший с ним по телефону правительственной связи, «вертушке», генерал госбезопасности признал, что в деле гражданина Строганова были допущены некоторые, весьма, впрочем, незначительные искажения социалистической законности. Генерал и не думал скрывать, что его ведомство имеет отношение к делу Строганова, пояснив, что институт Курчатова в целом, и каждый из его сотрудников в частности, являются объектами неусыпного внимания органов государственной безопасности. И он, генерал, просил бы уважаемого товарища секретаря горкома оставить вопросы безопасности тому ведомству, коему надлежит ими ведать. Искушенному в вечных намеках и недоговорках наделенных властью чиновников, Станислав Юрьевич давно уже научился слышать и распознавать несказанное и прекрасно понял, что генерал пока еще всесильного КГБ попросту предложил ему, секретарю горкома слабеющей на глазах компартии, не путаться у него под ногами.

– Полностью проигнорировать наше вмешательство, полагаю, они все же не посмеют, пойдут на какие-нибудь незначительные уступки, этим все и закончится, – высказал Гуральский Крайнову свой вывод.

***

Утром 25 мая 1986 года, после очередного шмона в камере 317-С Пресненского следственного изолятора, один из заключенных, достав из-за щеки «мойку», мастерил из газеты новые «стиры». Увидев в заголовке знакомое название, Гелий успел выхватить газетную полосу. Так он узнал, что на Чернобыльской АЭС произошла ядерная катастрофа. Та самая катастрофа, от которой предостерегали Сергей Анатольевич Манеев и еще некоторые трезво мыслящие ученые-атомщики, среди которых был и он, кандидат физико-математических наук, а ныне ожидающий этапа осужденный Гелий Строганов. За какое число была та уже порядком изрезанная газета, он так и не понял. В ту минуту Гелий даже не ведал, что скоро, теперь уже совсем скоро, и сам окажется в Чернобыле.

Глава восемнадцатая

Все произошло быстро, даже стремительно. Контролер – «дубак» – возник на пороге камеры и зычно выкрикнул: «Строганов, на выход, с вещами!» В административном корпусе он провел его сразу в кабинет «хозяина». Черносотенец, в своих неизменных белых сапожках, тоже находился здесь.

Накануне начальник следственной тюрьмы получил официальный документ, из которого следовало, что осужденному Строганову Гелию Леонидовичу изменен срок отбывания наказания три года в лагере общего режима на один год с обязательным привлечением к труду. Дерзкую выходку зэка, отказавшегося от участия в тюремном шахматном турнире, ни «хозяин», ни «кум» не забыли и прощать не собирались. И вдруг такой «арбуз» выкатился – надо строптивца переводить «на химию», так тогда называли тех, кого отправляли на принудительные работы.

– Закон есть закон, – лицемерно заметил начальник СИЗО. – Но я вот что подумал. На Украине какая-то электростанция то ли загорелась, то ли взорвалась, я пока еще сам в толк не возьму. Но шухер подняли страшный. Набирают срочно рабочих, велено всех «удошников»8 туда отправлять.

– Имею данные, – понизив голос, сказал Черносотенец, —что станция не простая, а атомная. А если так, то хрен кто оттуда живым и здоровым вернется, – цинично добавил он.

Они друг друга поняли с полуслова; документы оформили мгновенно, без всяких проволочек, и уже через несколько часов Гелий оказался в печально известном арестантском вагоне – «столыпине». Адвокат Данилов, подключив все свои связи, две недели потратил на то, чтобы выяснить, куда подевался его освобожденный от лагеря и переведенный «на химию»подзащитный.

Дорога была недолгой. Меньше, чем через сутки поезд на несколько минут остановился на какой-то небольшой станции. Солдаты с автоматами следили, чтобы из вагонов никто не выходил. В спешном порядке выводили пассажиров только одного, арестантского, вагона. Выпрыгнув из «столыпина», Гелий осмотрелся и увидел вывеску: «Станция Янов». Теперь он понял, где оказался. Ему хорошо была известна эта станция, сам пару раз во время своих командировок уезжал отсюда в Москву. До Чернобыля рукой подать, всего несколько километров. Но сейчас все здесь было не так, Гелий даже поначалу не понял, что именно. Потом догадался. На перроне, кроме зэков и солдат, больше никого не было. Не спешили всегда суетливые пассажиры, не ходили вдоль вагонов тетки с вареной кукурузой, жареными цыплятами и яблоками, даже собак, и тех не было видно. Откуда ему было знать, что станцию Янов для пассажирского движения закрыли несколько дней назад, сразу после взрыва Четвертого энергоблока на Чернобыльской атомной электростанции.

***

Взрыв произошел 26 апреля 1986 года, на рассвете. На станции был обычный рабочий день. Ну, может не совсем обычный. Хотели провести испытание турбины реактора, проверить, сможет ли станция за счет остаточного вращения турбин после возникновения чрезвычайной ситуации – допустим, отключат электроэнергию, – работать еще какое-то время.