Реактор. Черная быль

– Как завтра! – воскликнул разъяренный Щербицкий. Уж кто кто, а он прекрасно изучил манеры Горбачева и понимал, что тот, как всегда, не хочет брать ответственность на себя. – Ни о каком «завтра» и речи идти не может. Там умирают люди, обстановка меняется каждую минуту, а я буду сидеть здесь и ждать, когда изволят собраться эти… – он чуть было не сказал, кто «эти», но вовремя спохватился и поправился: – наши товарищи из Политбюро? Я не могу ждать до завтра. Я должен быть там, – твердо заключил он и добавил: – Было бы полезно, даже необходимо пригласить на наше заседание представителей Курчатовского института, выслушать их компетентное мнение.

***

Возвращаясь поздней ночью в Киев, уставившись невидящим взглядом в иллюминатор, Щербицкий думал о том, как же все это произошло. Как случилось, что в высшем руководящем органе страны заседают и принимают судьбоносные решения лицемеры, трусы и конъюнктурщики, люди лживые, беспокоящиеся только за собственное благополучие. И он, Щербицкий, тоже составная часть этих заевшихся партократов. Во всяком случае, вслух им возразить он сегодня не посмел, убедив себя, что подчиняется партийной дисциплине и решение Политбюро обязан выполнять, как солдат приказ командира, беспрекословно. А в душе все вопиет, клокочет и протестует. До сих пор в ушах стоит скрипучий голос Егора Лигачева, этого «серого кардинала»:

– Не поддавайтесь панике, товарищ Щербицкий, – отчитывал он его, как мальчишку. – Паника может привести к последствиям, куда более разрушительным, чем пожар на электростанции. Всю информацию, пока она не просочилась наружу, следует строжайшим образом засекретить. Чтобы на Запад не просочилось даже намека.

– Очень правильная постановка вопроса, Егор Кузьмич, – поддакнул со своим неистребимым волжским оканьем главный идеолог партии Александр Николаевич Яковлев, хотя в душе Лигачева терпеть не мог. – И формулировку надо соблюдать именно такую, как сейчас употребил Егор Кузьмич, – Чернобыльская электростанция. О слове «атомная» пока надо забыть. Надеюсь, вы меня правильно понимаете, Владимир Васильевич. К тому же не забывайте, через несколько дней Первомайская демонстрация, следом – День Победы. Приедут представители братских компартий, наверняка будет множество журналистов. К тому же наша страна в праздничные дни принимает престижнейшее международное соревнование – «Велогонку мира», и основные этапы проходят именно по Украине. Полагаю, нет смысла объяснять очевидное: утечка информации об аварии на станции, – он даже здесь, в кругу «единомышленников», старательно избегал страшного для них для всех слова «атомной», – могут непоправимо ударить по престижу нашего государства.

– А я считаю, что сейчас нужно думать не о престиже, а о том, как спасать сотни тысяч людей, оказавшихся перед реальной угрозой их жизни и здоровью, – сердито произнес Владимир Васильевич.

– О престиже страны думать надо всегда, в любой ситуации, – наставительно заметил Горбачев. – К тому же, Владимир Васильевич, вы сами настояли на экстренном заседании Политбюро, а теперь противитесь решению коллегиального органа Центрального Комитета партии. Нелогично, понимаете ли, получается, – и он привычно театрально развел руками.

– Может быть, все-таки выслушаем мнение специалистов-атомщиков? – Щербицкий сделал последнюю попытку спасти ситуацию. – Насколько я знаю, они уже приехали и ждут нашего вызова.

– Каждое мнение, особенно по такому важному вопросу, должно быть глубоко продумано, тщательно взвешено и всесторонне рассмотрено, – проскрипел Лигачев. – Что сейчас дельного нам могут посоветовать ученые, только что покинувшие свои кабинеты? Им надо сначала побывать на месте аварии, а потом уже делать выводы и докладывать Политбюро.

– Все ясно, – не скрывая сарказма, произнес Щербицкий и, обратившись к техническому секретарю, твердым голосом добавил: – Прошу незамедлительно выслать мне стенограмму сегодняшнего заседания фельдъегерской почтой.

Выходя из зала заседаний, Горбачев придержал за локоть Щербицкого:

– Владимир Васильевич, предлагаю поужинать вместе.

– Михаил Сергеевич, да сейчас каждая минута на счету, какой уж там ужин!

– Ну, по чашке чая выпить – много времени не займет, да вам в дорогу и не повредит, – настаивал Горбачев.

Щербицкий понял, что Генеральный хочет что-то сказать ему с глазу на глаз, и, хотя ничего хорошего уже не ожидал, скрепя сердце согласился.

– Не обижайтесь на Егора Кузьмича, Владимир Васильевич. Возможно, он был излишне резок в своих высказываниях, но он же болеет за дело. К тому же, по сути, он прав. Нам вся эта шумиха может только навредить. Вы представляете себе реакцию Америки, Западной Европы, если они прознают об утечке радиации с советской станции? Мне даже подумать страшно, какой шум поднимется. Немедленно потребуют в Совете безопасности ООН открыть им свободный допуск в Чернобыль,и тогда мы уж ничего не сможем сделать, – увещевал Горбачев. – И потом, Владимир Васильевич, может быть, не все так трагично. Не зря же в народе говорят: не так страшен черт, как его малюют.