Реактор. Черная быль

…За пару дней до этого работающие неподалеку от села Бобры строители обнаружили глубоко в земле фашистскую авиационную бомбу, лежащую здесь еще с сорок второго года. В тот день наконец добрались к этому месту саперы, от греха подальше бомбу взорвали. Услышав взрыв, баба Зоя укоризненно проворчала увещевавшему ее сержанту: «А ты, бисов сын, все про какую-то радияцию толкуешь. Сказал бы сразу – война началась». И бабка не по годам проворно юркнула в избу. Побросала в ветхую простынь кое-какие манатки и бегом устремилась к автобусу, теперь уже опасаясь, что без нее уедут. Никто и внимания не обратил, что кофта у бабы Зои подозрительно оттопыривается. Не до того было, столько времени из-за упрямой старухи потеряли. А старушка припрятала под кофтой своего любимого щенка Кузю.

Вывозить домашних животных запрещено было категорически, и в поселке Бородянка, куда переселили бобровцев, Кузя был единственным «чернобыльцем» среди дворовых собак. Прозвали его Уран. Он и на эту кличку охотно откликался. Но недолго, укоротила ему радиация его и без того недлинный собачий век…

За несколько дней более тысячи автобусов вывезли из Чернобыльской зоны 500 тысяч человек. Подобного масштаба эвакуации в столь сжатые сроки в СССР никогда не было.

***

Припять законсервировали, специальный военный десант пострелял домашних животных и даже птиц, пролетавших над городом. Большинство сел пустили под нож бульдозеров, понимая, что никогда уже больше не вернуться сюда людям. Но пока деревни стояли опустошенными, в них орудовали мародеры. И никакая радиация не могла противостоять их алчности. Как можно было не прибрать к рукам брошенное сало и самогонку, моченые яблочки, да и тумбочка резная тоже в хозяйстве лишней не будет. Одним словом, тащили все, что под руку попадалось. Мародеров велено было отлавливать и нещадно карать.

Город Припять патрулировали совместные наряды милиции и солдаты внутренних войск. Но и сюда пробирались «мародеры», правда, совсем уже необычные. Сами бывшие жители зараженного радиацией города тайком старались проникнуть в свои квартиры, чтобы взять оставленное впопыхах необходимое – чаще всего возвращались за документами и деньгами. Вылавливая, с ними вели строгие беседы, призывали к сознанию. Одну молодую женщину, с чемоданом в руках, патруль задержал у подъезда дома, где еще совсем недавно жила она беззаботно с мужем и детьми. На упреки капитана женщина ответила дерзко:

– Нас добрые люди приютили, спасибо им, конечно, но мы там на головах друг у друга спим. Муж инженер, я учительница музыки, решили уехать, без работы не останемся. А куда поедешь без документов, без копейки денег? Обещали какую-то компенсацию выдать – фигу с маслом. Ни наших паспортов, ни детских метрик, ни денег, ни одежды – ничего нет, все здесь оставили, уезжали-то в спешке. Я детей кое-как собрала, о себе не думала. На ночнушку халатик накинула и – на выход. Только в автобусе сообразила, что даже трусы не надела, так и хожу по сей день. Показать? – беззастенчиво предложила она капитану.

Смущенный столь необычным предложением капитан только рукой махнул. «Мародерка», похитившая собственные вещи из своей же квартиры, подхватив чемодан, с независимым видом удалилась, нарочито вихляя бедрами.

***

В Чернобыль со всех концов Советского Союза хлынули командированные сюда специалисты – строители, ученые, инженеры всех мастей. В зону аварии заезжать в цивильной одежде было категорически запрещено. Такого количества защитных костюмов взять негде. На складах когда-то были, но та самая, никому не ведомая корова и костюмы языком слизала.

Нашли весьма своеобразный выход из положения. Прикомандированных переодевали в Киевской тюрьме, «крытке», как называли «родной дом» заключенные. Каждому выдавали темно-синюю или черную зэковскую робу, нижнее белье, носки, ботинки, даже кепочку. Собственную одежду завальцовывали в плотные целлофановые пакеты. Как-то утром к тюрьме подкатил автобус, в котором находилась группа инженеров-гидростроителей, только что прилетевших из Ленинграда. Заведующего тюремным вещевым складом на месте не оказалось. Как потом выяснилось, тот, никого не предупредив, поехал хоронить шурина. Лейтенант из администрации тюрьмы метался в растерянности, у него было строжайшее указание специалистов не задерживать, выдавать «спецодежду» и отправлять без всякого промедления. Выручил всех крутящийся поблизости «шнырь» – уборщик.

– Так тут же форточка есть, гражданин начальник, – угодливо улыбнулся зэк.

– Кто тебя спрашивает, и при чем тут форточка? – взъярился офицер.

– А форточка при том, что в камере сорок восемь-двенадцать чалится один аристократ, форточник9, погоняло Бугай, так вы его позовите, он живо откроет.

– А что, это мысль, – оживился начальник. – Как фамилия этого «аристократа»?

– Ну, этого мы не знаем, это нам ни к чему, – осклабился «шнырь», довольный одобрением начальства.