Реактор. Черная быль

Минут через десять перед ними предстал тщедушный мужичок с ноготок, кем-то остроумно прозванный Бугаем. Ловко и сноровисто юркнув в форточку, Бугай открыл дверь изнутри. Получив в награду несколько сигарет, отправился обратно в «хату», а переоблачившиеся ленинградцы поехали туда, где, в отличие от этого преступника, который точно знал, сколько лет ему еще сидеть, ждала их тревожная неизвестность.

***

Чувство опасности, как и любое из иных человеческих чувств, со временем притупляется. И бытовые заботы иногда (а может, оно и к лучшему?) заслоняют собой тревоги, даже вызванные опасением за собственную жизнь. Люди огорчались тем, что взамен порванных рукавиц не выдают других, ругались матом, получив вместо мясных консервов овощное рагу, радовались, пересчитывая зарплату, пили спирт и вино.

При выдаче алкоголя даже здесь существовал принцип классового разделения. Итээровцам – инженерно-техническим работникам – в конце смены выдавали по бутылке сладкого вина. Считалось, что «кагор» хорошо очищает кровь. Работяги перед каждой сменой вместе с сухим пайком получали по сто пятьдесят граммов чистейшего медицинского спирта. Ну, может, и не совсем чистейшего и совсем не медицинского – снабженцы и мысли не допускали, что хороший продукт нужно вот так, за здорово живешь отдать, – но точно по сто пятьдесят какого-то спирта. Доза-то она вроде ничтожная, но голь на выдумки хитра. Разжигали костры, спирт наливали в выданные здесь солдатские чайники, разбавляли водой и кипятили. Воду потом добавляли, снова подогревали, прихлебывая эту горячую смесь, которая мгновенно всасывалась в кровь. Сидя в эту невероятную, усиленную радиацией, жару, блаженствовали, травили всякие забавные байки и анекдоты. Народный юмор неистребим, анекдоты на чернобыльскую тему появились уже через несколько дней после взрыва реактора.

– Кто скажет три основные стадии облучения? – спрашивал рассказчик у слушателей. И сам же отвечал: – Первая стадия, когда волосы с башки падают, вторая, когда цветы на могиле не растут, а третья, когда с портрета на памятнике зубы выпадают.

– А вот еще, – мгновенно подхватывали эту тему. – Идет урок по географии в школе. Ну, училка спрашивает: «Дети, какая самая широкая река в СССР?» Дети кричат, что Волга, Амур, Енисей. «Нет, – отвечает училка. – Самая широкая река в СССР —это Припять: редкая птица долетит до середины».

Покурив и хлебнув еще по глотку «горяченького», не спеша поднимались. Молодых напутствовали ставшим теперь традиционным стишком: «Если хочешь стать отцом, яйца оберни свинцом». Вот так, под юмор висельников, спокойно, вразвалочку, и шли за смертью.

***

В середине мая в одной из благополучных скандинавских стран, где, истолковав по-своему учение Маркса – Энгельса, построили собственную модель социализма, ученые обнаружили повышенный радиоактивный фон. Метеорологам не составило ни малейшего труда определить направление ветра, на карте они безошибочно указали район в ста тридцати километрах от Киева, откуда и надули им беду злые ветры чернобыльской радиации. Как пелось, хотя совершенно по иному поводу, в одной из патриотических советских песен, «и разведка указала точно». Скандинавская разведка подтвердила: в указанном метеорологами районе расположена советская атомная станция. Информация о пожаре на Чернобыльской электростанции в прессу просочилась еще несколько недель назад. Сложить два и два было несложно. Разразился скандал.

Советское правительство вынуждено было признать факт аварии на реакторе атомной станции. Но за забор циничной лжи и лицемерия не удалось заглянуть никому. Формулировки, принятые Политбюро, были обтекаемыми и выверенными. Да, авария произошла, Да радиоактивный выброс приборами зафиксирован. Но незначительный, не представляющий особой угрозы для жизни и здоровья населения. Аварию ликвидируем своими силами, в помощи не нуждаемся, радиационный фон практически выровнялся и не превышает допустимой нормы.

За тридцать пять лет, прошедших после ядерной катастрофы, удалось раскрыть почти все чернобыльские тайны. Но одна остается нераспознанной по сей день. Как удалось Советскому Союзу убедить в своей правоте международное агентство по атомной энергии МАГАТЭ – сие тайна, покрытая мраком. Факт, однако, остается фактом – МАГАТЭ сделало официальное заявление, что радиоактивный фон после ликвидации основных последствий пожара (о взрыве в этом документе не было сказано ни слова) пришел в норму. Атомщики всего мира в эту ахинею поверить попросту не могли. Многие страны обратились к Советскому Союзу с предложениями об оказании гуманитарной помощи. Предлагали защитные костюмы и медикаменты, участие в ликвидации аварии ученых, разнопрофильных специалистов и рабочих. В ответ получали выражение «сердечной благодарности» и заверения, что «в помощи не нуждаемся».