Реактор. Черная быль

– Я знаю, что вы нарушаете мой приказ не подходить к больным, не контактировать с ними, – сказал он не строго, как говорят провинившимся, а напротив – мягко и как-то даже душевно. – Так вот, раз нее боитесь, побудьте пока с мужем, я распорядился, чтобы вам там табуреточку поставили. От дежурств вас временно освобождаю.

Лена все поняла. Наскоро приняв душ, она выпросила у старшей медсестры «докторский» халат, коротко, чуть не до крови, остригла ногти, чтобы не зацепить случайно, и присела возле мужа. Все было худо, даже во сне дыхание его было прерывистым. Внезапно он открыл глаза, шевельнулся и поморщился от боли. Увидев скомканную простыню и уже зная, что даже малейший шовчик причиняет больным нестерпимые страдания, она одной рукой стала приподнимать невесомее тело, пытаясь другой поправить постель.

Перед самым рассветом ее сморил сон, короткий, тревожный, всего на несколько минут. Когда она проснулась, Вася уже не дышал.Как и всех других чернобыльцев, его похоронили на Митинском кладбище, в общей могиле, отрытой специально для умерших от облучения.

Похоронив мужа, Лена домой не вернулась. Она продолжала работать санитаркой, потом, подучившись, – медсестрой. К Леониду Петровичу, которого знала по их совместной службе с Василием, наведывалась ежедневно. Там познакомилась и с Гелием Строгановым.

***

В детстве у Генки Левина было два увлечения – он играл «в доктора» и разводил аквариумных рыбок. Пацаны, гонявшие в футбол, лапту, над его забавами посмеивались. Единственным «пациентом» соглашался стать только сосед-погодок Шурик Семенов. У Гены отчество было Семенович, у Шурика фамилия – Семенов. На улице их прозвали «Семенычи». Отца у Шурика расстреляли в тридцать седьмом. Бородатый, огромной силы извозчик Семенов под хмельком назвал чекистов «черная банда». Этого оказалось достаточным для приговора, который и привели в исполнение незамедлительно.

Восьмилетний Шурик пошел работать на ткацкую фабрику. До станка он не дотягивался, ему сколотили фанерный ящик-подставку. Школу, не окончив четвертого класса, мальчуган бросил – надо было кормить семью, мать и двоих грудничков-близняшек. На улице он теперь появлялся редко, в играх не участвовал. Но всякий раз, закурив папироску – рабочий же человек, имеет право – строго предупреждал озорников: «Семеныча не обижайте, узнаю – прибью». Силушку Шурик унаследовал от отца, ослушаться его охотников не находилось.

Окончив школу, Левин подал документы в медицинский институт, но получил на экзамене по литературе «трояк» и проходных баллов недобрал. В тот же лень он устроился санитаром в морг при клинике того же мединститута, куда не сразу, но все же через год сумел поступить.

Левин был лучшим студентом, все свободное время пропадал в анатомичке. Опытные профессора безошибочно угадали в нем «врача от Бога». Он защитил кандидатскую, почти сразу докторскую диссертацию, вскоре стал профессором. Изучая проблемы крови, вошел в состав международной группы при ЮНЕСКО, которая разрабатывала состав крови для хранения органов, предназначенных к пересадке.

С далеким детством профессора Левина теперь связывала только непреходящая страсть к аквариумным рыбкам и неразлучная дружба с Шуриком. Семенов, отслужив армию, вернулся на родную фабрику, где работал теперь уже мастером – при его так и оставшемся трехклассном образовании лучше него ткацкого оборудования не знал никто.В один год «Семенычи» поженились, в один год родились у них дети. Мальчишки росли, ходили в один детский сад, потом в одну школу. Но крепкой, как у отцов, дружбы не получилось. А когда Левины переехали в другой район Москвы, и вовсе общаться перестали. Так в жизни бывает…

В быту тихий и скромный, потомственный интеллигент Левин преображался, когда дело касалось медицины. Свою точку зрения он готов был отстаивать на любом уровне, не считаясь ни с какими авторитетами. Спорить с ним было бесполезно, тем более что со временем и сам Геннадий Семенович стал авторитетом непререкаемым, ученым с мировым именем. Именно Левин, после чернобыльской катастрофы, настаивал, что необходимо установить прочную связь с японскими медиками – их богатый опыт по лечению лучевых болезней бесценен. Слушать его не пожелали. Тогда он написал докладную записку на имя Горбачева. Каким-то чудом записка попала на стол к Генеральному. Подобного рода докладных – от медиков, от атомщиков у Михаила Сергеевича набралось уже множество. Скрепя сердцем, советские правители приняли гуманитарную помощь из Японии. В Чернобыль были отправлены специальные защитные костюмы для работающих на реакторе, больницы стали получать медикаменты, произведенные в Стране восходящего солнца.

Одним из первых прибыл в Москву из Токио профессор медицины Таро Ямадо. Коллеги над именем светила беззлобно подтрунивали10,признавая тем не менее его непререкаемый авторитет и выдающиеся заслуги в области гематологии.

С Левиным они встретились как добрые друзья – знакомы были уже не один десяток лет. Без лишних предисловий Геннадий Семенович показал Ямадо историю болезни Телятникова и Строганова.