Реактор. Черная быль

– Никогда не постичь нам тайн природы человека, – вздохнул японский ученый. – С такими показателями эти двое должны были уже давно нас покинуть, а они живы.

– И слава Богу, что живы, – откликнулся Левин. – Давайте, коллега, не станем сейчас ломать головы над загадками природы, а подумаем, как им помочь. Живы-то они живы, но долго ли протянут с такой дозой?

– Частичное переливание крови вряд ли уже способно изменить картину. А вот наша методика полного заменного переливания крови оказалась весьма эффективной, – заметил гость.

– Да, я читал об этом, но у себя мы вашу методику пока еще не применяли. Опыта-то нет никакого. А вы в Москву надолго?

– Ох, хитрый профессор Левин. Хватаете за руку и сразу подбираетесь к горлу, – рассмеялся японский медик и серьезно добавил: – Моя виза кончается через неделю. Если вы похлопочете, я готов задержаться и ассистировать вам при этой операции.

– О визе начну хлопотать сегодня же, а что до операции, то в ассистенты к вам буду проситься я.

Лучшие специалисты страны по медицинскому оборудованию сумели за неделю соорудить специальную прозрачную барокамеру-колбу. Пока только одну. Первым отправили на операцию Телятникова. Полная замена крови длилась сутки, вернее – двадцать четыре часа пятнадцать минут. Все это время оба ученых, не смыкая глаз, следили за приборами. Неизменная Леночка то и дело приносила им крепчайший кофе, от еды они решительно отказались.

Операция прошла успешно. На следующий день профессорам удалось хоть несколько часов поспать. В барокамеру поместили Строганова.

Сразу из больницы Таро Ямада отправился в международный аэропорт Шерметьево-2. Благодарное советское правительство приобрело высокому гостю билет за свой счет. В экономический класс. Несмотря на свою безмерную занятость Левин не мог не проводить дорогого гостя и отправился вместе с ним в аэропорт. До отлета оставалось еще с полчаса, и коллеги устроились за столиком ресторана, заказали по бокалу советского шампанского.

– Понадобится еще не меньше трех таких операций, – делился своим мнением Ямада. – Перерыв между каждой операцией не менее двух месяцев…

Прощаясь, Левин протянул японскому коллеге плотно упакованный пакет с традиционными московскими «сувенирами» – черной икрой и бутылкой «Столичной».

***

После трех суток в реанимации успевшие подружиться Леонид и Гелий вновь встретились в палате. Им уже объяснили, что в госпитале предстоит провести еще не меньше семи месяцев.

– Конечно, у них в Японии после Хиросимы и Нагасаки какой опыт лечения лучевых болезней! Не то, что у нас. Жалко, что этот профессор не приехал раньше, – с огорчением заметил Телятников. – Сколько ребят можно было бы спасти.

Гелий помалкивал. Его не оставляла мысль, что если бы в свое время послушали Манеева, ученых-атомщиков, других специалистов – учеников Курчатова, этой трагедии вообще могло бы не произойти.

***

И вновь потянулись однообразные больничные дни. Утро начиналось с градусника, ложки красной икры – ни хлеба, ни масла не полагалось – и ложки черного тутовника – шелковицы, благотворно действующих на кровь. Соленая красная икра опостылела, но Гелий принимал испытание стойко. Леонид ворчал, говорил, что его сейчас стошнит. Леночка – ей одной теперь доверялось ухаживать за больными из «особой» двухместной палаты – смеялась:

– Леонид Петрович, ну вы точь-в-точь, как Верещагин из «Белого солнца пустыни», икру ненавидите, – улыбалась медсестра, но ложку ото рта капризного больного не относила.

– Верещагина жена хотя бы черной икрой пичкала, а ты меня этой гадостью, которая тиной отдает, – продолжал ворчать Телятников.

По утрам они теперь вместе делали гимнастику. В первые же дни их совместного пребывания в палате, Леонид обратил внимание, как Гелий делает разминку, свойственную только боксерам.

– Я тоже боксом занимался, даже был чемпионом училища в среднем весе, работал уже по первом разряду, – похвастался он. – А ты?

– Чемпион вузов Москвы, КМС, – Гелию впервые было приятно говорить о своих боксерских достижениях.

– Ни фига себе, – восхитился герой. – Кандидат в мастера спорта, чемпион среди вузов самой Первопрестольной. И ты молчал?! А ну, давай становись в спарринг!

Теперь они занимались разминкой каждое утро вдвоем. Насколько сил хватало. А силы убывали и убывали. «Ударами» этих людей, изможденных до крайности болезнью, даже муху отпугнуть было нельзя. Но каждое утро они поднимались и, встав в боксерскую стойку, снова и снова становились друг напротив друга.

***