Реактор. Черная быль

Посещения родственников, не говоря уже о друзьях, были запрещены категорически. Но однажды Леню Телятникова все-таки «навестили». Это произошло вскоре после того, как Телятников и Строганов прошли второе переливание в «колбе» и чувствовали себя чуточку полегче. Приехавшие по каким-то делам в Москву два майора-пожарных из Киева быстренько сговорились со своими столичными коллегами. Узнав, что ребята хотят навестить своего легендарного командира, Героя Советского Союза Леонида Телятникова, москвичи легко и охотно пошли на некоторое нарушение служебных инструкций. К воротам больницы подкатила алого цвета пожарная машина.

– Открывай быстрее, т-твою дивизию! – заорал грозным голосом высунувшийся из кабины капитан. Вахтер, растерявшись, даже не посмел спросить, зачем прибыли пожарники, проворно распахнул ворота.

Киевляне по письмам знали, на каком этаже и в какой палате лежит командир. Остальное было делом техники. Подогнали машину к корпусу, выдвинули пожарную лестницу. Как нечего делать поднялись, тихонечко поскреблись в окно. Гелий обомлел, Телятников появление «однополчан» внешне воспринял как должное, хотя в душе очень гордился вниманием и изобретательной решимостью своих парней.

Долго поговорить не удалось – к машине уже торопился запыхавшийся завхоз, обеспокоенный внезапным появлением пожарных. Кое-как растворив форточку, быстренько просунули передачку и, не вступая в объяснения, ретировались. Подарок был знатным – две бутылки знаменитой украинской горилки с перцем в экспортном исполнении.

Леонид Петрович предложил в тихий час совершить вылазку, прихватив с собой вожделенную бутылочку. Гелий, так и не приучившийся к крепким напиткам, заныл: вдруг водка им повредит, да к тому же и закуски никакой.

– Запомни, водка нигде, никогда, никому и ни при каких обстоятельствах навредить не может. Что касается закуски, то я вообще не понял: а рукав тебе не закуска, неженка? – хмыкнул Леонид. И скомандовал: – лейтенант запаса Строганов, смирно! Слушай мою команду! Отправляетесь на поиски харчей. Это в нашем облученном отделении жратвы никакой, а к другим-то больным родственники ходят, друзья навещают, наверняка чем-нибудь поживиться можно. От них не убудет, – добавил он. – Буду ждать тебя внизу, в парке, вон под тем кленом, – и кивком указал на видневшееся в их окне развесистое дерево.

Никем не замеченные, выскользнули они из палаты, прошмыгнули на лестничную площадку. Пройдя запутанными коридорами другого этажа, Гелий в одном из холлов обнаружил вместительный холодильник. Воровато приоткрыв дверцу, он увидел, что холодное нутро битком набито молочкой. Забыв от волнения, что молочное им запрещено категорически, схватил стоявшую с краю бутылку кефира, сунул ее в карман больничного халата. Заприметив за батареей молока какой-то пергаментный сверток, прихватил и его. Уши его пылали от стыда – «крыса», как есть «крыса», корил он себя по-зэковски. Но отступать было поздно.

Стоял безветренный погожий осенний денек, ласково грело неяркое солнышко, прибольничный парк был устлан невиданной красоты ковром из желтых листьев. Друзья пристроились под деревом, сев прямо на теплую листву. Откупорили бутылку, развернули сверток, там оказалось граммов двести докторской колбаски. Увидев кефир, Телятников брезгливо поморщился: «Ты б еще манной каши приволок». Сделали по паре глотов, зажевали «докторской». Алкоголь проник в кровь ослабевшего организма не за девять минут, как у обычных людей, а мгновенно. Стало легко и беззаботно, ни о чем плохом думать не хотелось, думать не хотелось вообще ни о чем. И тут в эту идиллию ворвался негодующий гортанный голос их палатного врача Игоря Гургеновича Караханова. Он мчался по парку, и полы его расстегнутого халата влетали и трепетали, как крылья. Чуть поодаль, не поспевая за доктором, смешно семенила Леночка, то и дело поправляя спадавшую с ноги тапку. Неуловимым движением Леонид мгновенно спрятал за деревом бутылку горилки.Но спиртное врача беспокоило меньше всего:

– Как не стыдно! – бушевал доктор. – Мы вас лечим импортными препаратами, валюту на вас тратим, ночами не спим, а вы тут… кефир пьете! – с негодованием выкрикнул он, а увидев раскрытой сверток с «докторской», рассвирепел окончательно: – Да еще и колбасу для населения жрете!..

Эти его фразы про кефир и «колбасу для населения» молва разнесла по всем этажам и корпусам больницы мгновенно, и многократно повторенные, стали они потом местным фольклором.

***

Каким-то чудом дозвонилась мама Аня до профессора Левина. Ее покойного мужа он помнил прекрасно, сам когда-то, будучи студентом мединститута, слушал лекции профессора Заславского. Выслушав просьбу, Геннадий Семенович, мягко, чтобы не обидеть, сказал:

– Анна Яковлевна, дорогая вы моя. Посещения в нашем отделении непросто запрещены, они исключены полностью. Поймите, это опасно для самих больных, любой контакт с внешним миром может стать губительным.

Мама Аня продолжала настаивать. И Левин пошел на частичную уступку: