Было тихо. В полдень в горах почему-то бывает особенно тихо. Пахло медом от цветов и кашки, в лесу перекликались две голосистые птицы, хрустели под ногами ветки, и снизу глухо доносился шум реки. Юля вышла посмотреть на кордон.
— Кто-то к нам приехал, и все бегут встречать!
Мы подошли к ней. Кордон внизу был как на ладони. Несколько верховых подъехали к крыльцу. У дома суетились какие-то человечки.
— Скачем домой, живо! — скомандовала Соня. — Может, это какого-нибудь зверенка привезли.
Я взгромоздилась на своего Гнедка. Соня уже спускалась по склону горы осторожными зигзагами. Юля поехала следом за ней, заворачивая Ишку ударами по щекам каждый раз, когда слишком слезала ей на шею.
Я для скорости стала спускаться прямо вниз, но тотчас же сползла иноходцу на самые уши. Он нагнул голову и мягко стряхнул меня себе под ноги.
Оправившись от неожиданности, я первым делом оглянулась — заметили ли это сестры? Соня и Юля были заняты спуском и не обратили на меня никакого внимания. А Наташа возилась с Милкой еще наверху. Она видела все и хохотала, глядя на мое смущенное лицо.
Потом она отвязала Милку, уселась, и Милка, не слушаясь ее, поскакала прямо вниз догонять Ишку.
Наташа сразу перестала смеяться. Она пронеслась мимо меня. Руки ее отчаянно вцепились в Милкину спину, а сама она изо всех сил старалась не свалиться.
Вот разыгравшаяся Милка перегнала уже Ишку и кобылу. У самого конца спуска она вдруг круто повернула, опустила голову и брыкнула.
И мы все видели красный фартучек и две босые ноги, беспомощно чиркнувшие воздух.
Наташа покатилась через голову под гору и исчезла в середине высокого куста.
А Милка, брыкаясь, полетела без седока дальше к кордону.
Когда мы подбежали к кустам, Наташа, насупившись, сидела возле большого камня. На запыленном лице ее виднелись две светлые полоски от слез. Они уже высохли, и Наташа думала, что мы их не заметим.
Мы так и сделали.
— Молодец, Наташа, — сказала Соня. — А я-то думаю — ревет, поди, во-всю.
— Чортовы эти ишаки! — мрачно проворчала Наташа. — До чего с них падаешь!
— А я ведь говорила тебе, что ты распускаешь Милку, — наставительно заметила Юля. — Правда, Ишка тоже непослушная, но все-таки… А падать с нее тоже очень больно, — добавила она с большой искренностью.
— И что мне, главное, непонятно, — вмешалась я, — ведь падаешь же с лошадей постоянно, и хоть бы что! Хлопнешься и встанешь. А тут…
— Потому что лошадь высокая. Пока с нее летишь, ветер тебя поддерживает, а с ишака падаешь прямо в упор.
— Ну, это что-то не так… Выходит тогда, что с дома падать лучше, чем со стула.
— Не в этом тут вовсе дело, — прервала нас Наташа, с трудом поднимаясь с земли. Мы увидели, что она упала на камень. — Не в этом дело…
Она так и не сказала, в чем же тут дело, и пошла, прихрамывая, домой.
Было ясно, что она хотела сказать:
— Дело в том, что такой уж у Милки скверный характер.
Разболевшиеся волдыри на ладонях заставили нас отложить на несколько дней наш «покос».
Мы ворошили высохшее сено и складывали его в копну.
Заготовка быстро подвигалась вперед.
Большая копна была уже высушена и приготовлена да около половины копны сушилось.
— Вот подвели нас эти противные руки. Такое хорошее время и пропадает зря.
А время, правда, было прекрасное.
Была середина сентября. Жара уже спадала. Вечерами было даже холодно.
С ледников дул прохладный ветер, а солнце грело еще сильно, и днем было очень хорошо.
Осень уже тронула лес. Рябина и боярышник стали ярко-красные, осины пожелтели. Завились, запутались и повисли вниз курчавые гроздья дикого хмеля.
Дома видели, что мы уже несколько дней толчемся около кордона без дела.
— Насобирали бы вы мне хмелю на зиму, — сказала нам мать. — Вот завтра я напеку пирожков, возьмите их на дорогу и отправляйтесь.
Рано утром мы двинулись в путь. Хмель рос вверх по реке, и мы решили захватить с собой сачок, половить в речушке рыбы.
— Только, пожалуйста, осторожнее, не разбейте себе голов, — проводили нас с кордона обычным напутствием.
Каменистая, крутая дорожка. С камня на камень — гоп, гоп! Ишаки застучали копытами, мы запели песню и бодро зашагали в гору.
Нам посчастливилось найти хорошее местечко. Хмелю там было пропасть. Мы привязали Ишку на длинную веревку пастись и полезли на деревья, обвитые красивыми лозами хмеля.
— Нашла замечательный куст! Ух, сколько здесь хмеля!..
— А у меня-то! Идите сюда!
— Посмотрите, а вон-то… Эдак мы в полчаса наберем целую корзину.
Сначала мы еще переговаривались, но вскоре замолчали и углубились в работу. От хмеля шел какой-то сильный, душный запах. Я чувствовала, что руки у меня становятся ленивыми, а на голову мне словно надели теплый мешок.
Я отмахнулась и оглянулась кругом. Справа и слева раскачивались на ветках сестры. И у них тоже руки как-то медленно шевелились.
Я только хотела спросить, не чувствуют ли они того же, что и я, как вдруг ветка под Юлей резко выпрямилась.
— Юля упала в кусты! — закричала я, с трудом стряхивая с себя оцепенение.
Мы спустились с деревьев и продрались сквозь кусты к тому месту, куда упала Юля.
Она лежала на земле. Глаза у нее были совсем сонные.