Речные разбойники

На счастье, первую половину пути преодолели на пароме, где она прислонилась спиной к борту. Жуань Седьмой, судя по всему, решил устроить командиру Ян экскурсию, подобную той, что он с воодушевлением провел и для Линь Чун, и она молча слушала его словесный поток, порадовавшись, что ей не нужно ни с кем общаться. Линь Чун немного завистливо отметила, что Ян Чжи, похоже, совсем не сложно было стоять – она шутила и хлопала по спине Жуаня Седьмого, но, надо сказать, ее-то по ребрам не резали, в отличие от Линь Чун.

Полученные раны, казалось, совсем не тревожили Ян Чжи, а сама она, как выяснилось, отлично умела наносить их другим. У Юн был в таком же состоянии, что и Линь Чун; прихрамывая, он взобрался на борт, опираясь на руку Чао Гай, а после тоже опустился на палубу с закрытыми глазами. Но, несмотря на боль, уголки его губ тронула легкая улыбка.

Паромом в этот раз управляли сестры Му и сестры Тун – они вызвались погрузить бóльшую часть сокровищ и были куда жизнерадостнее, чем вернувшиеся с вылазки разбойники, которые уже валились с ног от усталости. Линь Чун слышала, как они нахваливали добычу всякий раз, стоило им заглянуть во вьюки, – они уже с предвкушением обсуждали, на что потратят свою долю.

«…Жить с нами в сытости и довольстве», – говорила Чао Гай. Почему же таким, как Ян Чжи, должно быть отказано в том, чтобы жить так, как жили подобные Гао Цю, каждый день наслаждаясь изысканной уткой, дорогим вином и серебряными палочками для еды? Эта мысль промелькнула в измученной голове Линь Чун, невинная и молящая, но одновременно весьма опасная. Почему кому-то из них должно быть в этом отказано?

Подъем в гору стал сплошным мучением; мир расплывался перед глазами, Линь Чун наклонилась в седле и ослабила поводья, насколько это было возможно. Малышка Уцзин послушно следовала за лошадью, ехавшей впереди, но уже не гарцевала, как во время спуска с горы, – морда опущена вниз, копыта тяжело опускались на землю. Разумеется, ей тоже больше всего на свете хотелось отдохнуть, поваляться на травке после долгого, тяжелого путешествия.

Но если герои-грабители Ляншаньбо уже едва не засыпали на ходу, то семейства Тун и Му – вовсе нет. Они даже умудрялись пешком поспевать за лошадьми, хотя сами до этого разгружали лодки. Их крики и шумные одобрительные возгласы скрасили весь обратный путь по тропе, и они то и дело подкрадывались поближе, чтобы еще разок глянуть на трофеи, лежащие во вьюках, на эти сверкающие сокровища. Линь Чун от богатства голову не теряла, всю жизнь она стремилась к безопасности, а не к роскоши, хотя, стоило признать, это головокружение было весьма… заразительным.

Она очень надеялась, что нынче ночью сумеет, наконец, отоспаться. Все остальное может подождать.

Когда они миновали последний поворот к лагерю, ликование и приветственные возгласы эхом разнеслись по нему, сначала на сторожевых вышках, а потом и на тренировочном поле – все кинулись им навстречу.

– Они вернулись! Сестрица Чао и остальные вернулись!

– Они подарки привезли! Они победили Цай Цзина!

– Им удалось! Скорее смотри! Смотри же!

Кто-то предложил Линь Чун позаботиться о ее кобыле, она с благодарностью слезла с седла и оставила заботы другим. Чао Гай оказалась в центре поднявшегося переполоха, она спокойно раздавала указания разбойникам развьючить и расседлать лошадей и позаботиться о них, а еще привести Волшебного Лекаря, хотя У Юн упорствовал, что в том нет надобности. Больше всего Линь Чун поразило то, что разбойники увлеченно изучали добычу, порой выуживая что-то из мешков, чтобы получше рассмотреть, но никто из них не пытался набить карманы или умыкнуть что-то из драгоценностей.

Либо за это здесь полагались неизбежные последствия, либо подобное находилось под негласным запретом. Линь Чун смутно догадывалась, что какая-то часть этих сокровищ уйдет в казну их стана – за этим следила Цзян Цзин, Волшебный Математик и главный счетовод, – а остальное распределят между разбойниками так, чтобы каждый получил причитающуюся ему долю. Даже разделенное между тремя с лишним дюжинами членов Ляншаньбо, состояние это было весьма солидное.

До сего момента Линь Чун и не задумывалась, что, оказавшись в их рядах, сумеет разбогатеть. Даже пятидесятая часть этих сокровищ, даже сотая – это больше, чем ей когда-либо доводилось держать в руках.

От этих мыслей у нее закружилась голова.

– Сестрица Линь! Сестрица Линь, говорят, что тебя ранили, я чуть все волосы на себе не вырвала. Ох, моя бедная сестрица! – Линь Чун повернулась на голос и оказалась в сокрушительных медвежьих объятиях здоровенной Лу Да. Даже слишком уж сокрушительных – она попыталась вырваться из них, слегка закашлявшись.

– Ох, сестрица моя, я тебе больно сделала. Можешь проклясть меня и всех моих потомков до десятого колена. Сестрица Ань! Сестрица Ань, ты нужна сестрице Линь… э-э-э… снова.

– Ты лучше У Юном сперва займись, – заворчала Линь Чун.

Лу Да приобняла Линь Чун за плечи и держала ее на расстоянии вытянутой руки, словно трофей.