Рейнские легенды

— Этого-то я и боюсь! — отвечал Гуг. — Останется у нас в замке одна Мария — где же справиться женщине со всеми невзгодами?

Вместо ответа засмеялся Конрад и показал на Марию. Стояла она, гордо опираясь на свой меч, и была чуть не целой головой выше брата и жениха.

— Разумеется, Конрад прав, — сказала она, — время ли теперь затевать пиры и свадьбы? А владения наши охранить я сумею и одна.

Уехал Гуг в Палестину. Конрад целые дни лежал у ног своей невесты и слушал ее песни. Расцвела и даже похорошела Мария. Но когда Боппард оставался один, он невольно сравнивал свою невесту с другими девушками, и очень огорчался, что непохожа она ни на невесту Гуга, ни на жену его брата!

— Сегодня я видел соловья, какая это некрасивая серая птица! — сказал раз Конрад Марии.

— Да, некрасивая птица, но ты любишь слушать ее!

— Издали, разумеется, но я не хотел бы иметь ее в своем замке!

— Так зачем же тебе ловить вольную лесную птицу и сажать ее в клетку? Оставь ее на свободе!

— Иногда очень глупые мысли бродят в моей голове — не слушай меня, Мария!

Не знала Мария, как угодить своему жениху, и становилось у нее на сердце все тяжелее и тяжелее.

Так прошел целый год!

Снова кликнул клич император, снова сзывал он отряд крестоносцев. На этот раз пришлось волей-неволей и Конраду собираться в Палестину.

— Надень платье трубадура, моя дорогая, — сказал он Марии, — будем мы бок о бок биться с врагами, а ночью буду я засыпать под твои чудные песни!

— Хорошо, — сияя счастьем, отвечала Мария, — завтра мы можем обвенчаться, а через неделю соберемся и в путь!

— Уезжая на подвиг, не до свадьбы! да и неловко графине Боппард скакать по дорогам переодетой трубадуром!

Посмотрела Мария с удивлением на Конрада и сказала:

— Не в обычае невесте следовать за своим женихом.

Простился Конрад и уехал. Долго следила за ним девушка со своей высокой башни, а он ни разу не оглянулся на нее.

Так шло время. Прошел год, другой; вернулся Гуг, а Конрад все еще не возвращался. Доходили до Марии слухи, что давно он покинул Палестину и живет при каком-то герцогском дворе и собирается жениться на какой-то принцессе. Грустила Мария, но не верила, чтобы Конрад изменил данному слову. Не рыцарское это дело!

Но вот на третью уж осень после его отъезда доложили Марии, что приехал паж графа Боппарда.

— Ведите его сюда! — вскричала Мария, но сама не могла встать с места от сильного биения сердца.

Вошел юноша и, преклонив колена, подал Марии письмо от своего господина.

Потемнело в глазах у Марии и едва-едва могла разобрать она, что писал ей Конрад, — просил он ее устроить его дела: продать замок и земли, так как женится он на принцессе Бургундской и, вероятно, никогда не вернется на Рейн.

— Хорошо, — отвечала девушка, — постараюсь исполнить волю графа, но мне нужно знать, когда назначена его свадьба, чтобы устроить дела к этому времени.

— Граф приказал вас просить поторопиться с продажей, хотя свадьба его еще нескоро: отец принцессы не вернулся еще из Палестины, но моему господину нужны деньги: женится он на первой красавице и не хочет ударить лицом в грязь перед родственниками своей невесты — между ними есть и короли, и герцоги! Граф всего больше тужит о своих землях; про замок же он говорит, что, верно, найдется какая-нибудь рейнская ведьма, которая рада будет купить его и поселиться в нем.

Засмеялась Мария и, отпуская пажа, щедро наградила его на прощанье. Земли графа Мария продала соседнему городу, а его замок сама купила и, купив, сейчас же сожгла дотла.

Посылая Конраду вырученные от продажи деньги, написала ему, что замок его точно купила было рейнская ведьма, но что он сейчас же сгорел: не судьба, видно, ведьме владеть им!

Затем распустила Мария своих слуг, всех щедро одарила, простилась с Гугом и уехала, никому не сказавши, куда. Знали все, как поступил с нею Конрад, а потому были уверены, что отправляется она в Палестину. Много тогда шло туда обделенного судьбой несчастного люда!

Весело жилось Конраду в Бургундии. Забыл он и думать о своей лени и каждый Божий день проводил в пирах, охоте и на турнирах. Красавица принцесса полюбила Конрада за его красоту и отвагу — первый был он во всем: пел так хорошо, что трубадуры давно спрятали арфы, стыдясь петь при нем; на турнирах он всегда оставался победителем, и принцесса награждала его поцелуем; на охоте его сокол приносил всего больше добычи.

Но вот вернулся герцог и привез из Палестины рыцаря с опущенным забралом.

— Ранен он в лицо ятаганом неверных, — сказал герцог, — а потому никогда не поднимает забрала. Не невольте его показывать дамам обезображенное лицо свое.