Роман Б. Акунина «Азазель». Красиво, хотя и несколько многословно. Похоже на оранжерею с удивительными цветами. Что-то напоминает. И Тургеневым пахнёт («Первой любовью»), и Достоевским (Настасья Филипповна). Много знает про старину. Читается, захватывает, закручено лихо. В 19 веке имел бы успех почище «Мёртвого озера».
Талантливый имитатор, лёгкое перо!
– Вот, ― говорят, ― несерьёзно… Детектив.
– А разве «Шерлок Холмс» не детектив? Плохих жанров, как известно, нет, есть скучные.
Богато и хорошо сделано, разнообразно по содержанию и приёмам, оригинально по идее. Динамичный сюжет, чего часто нет в нашей литературе, медлительно-созерцательной ― особенность «русского романа», как это называют на Западе.
История
― Зачем нам знать историю? ― спросили школьники. ― Это всё прошло. Мы живём в другом веке.
– Конечно, ― сказал я, ― мы живём в своём веке, но и в тех веках жили такие же люди, наши предки, почти мы с вами. История во всех видах возвращает память, будит мысль и воображение, соединяет поколения и оживляет прошлое. Разве плохо ― жить во всех веках сразу? Чем не бессмертие? Время стягивается в единый клубок, где живы все мгновенья, близки все люди.
Памятники
Бывают памятники, поставленные дурными людьми самим себе. Их ли не свергнуть, чтобы и духу от плохих людей не осталось? Есть, точно, злодеи, о которых и спорить не стоит. Памятник Гитлеру означал бы прославление этого величайшего злодея. А как быть с Лениным? Не всё так просто в жизни. Тут нужны весы истории.
Стоит же, говорят, в Италии памятник Муссолини, Юлию Цезарю; во Франции ― Генриху Четвертому, повинному в гибели тысяч гугенотов в Варфоломеевскую ночь; в Монголии ― Чингиз-хану… И много таких странных и спорных знаков. Нет согласия между людьми в оценках добра и зла. Даже памятники поэтам вызывают споры.
С Лермонтова, возможно, начинается зрелость русской литературы. Б
Две отчетливые линии в поэзии: декламационно-торжественная, ломоносовско-державинская ― и интимно-лирическая, пушкинская, фетовская, есенинская. Есть ещё и третья: разговорная, некрасовская. Первая громыхает, двигает ассоциациями, смыслами; вторая движется музыкой. Третья, некрасовская цвела в десятилетия народной советской культуры (Твардовский).
Есенинская, щипачёвская казалась подозрительно-мягкой, расслабляющей. Ей не было места в идеальном государстве (по Платону). Державинская ожила в годы оттепели в среде элитарной интеллигенции, поэзии площадей и стадионов (Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский).
Высшая поэзия ― это музыка слов, как во Вселенной ― музыка сфер. Более того, это безмолвие между слов и за словами.
«Я не творец, а исполнитель Божьей воли», ― говорил создатель Кирилло-Белозерского монастыря (Серков?). Так и мы, писатели, должны помнить, что исполняем высшую волю. «Творцы», «творчество» ― звучит претенциозно. Мы только восстанавливаем распавшиеся миры.
Совет писателю
Никогда не спешить с окончанием работы, потому что завтрашний день принесет ещё что-то, чего нет сегодня, добавит, прояснит. Предела совершенству нет. Хорошая книга должна рождаться долго.
Равнодушие ― самая большая услуга, которую могут оказать глупцы умному человеку.
Трудно любить того, кого любить трудно.
Оставляя в памяти о человеке хорошее, ты заботишься о душе своей, как о доме, в котором не должно быть сора и хлама.
Конец декабря. Прибавилось солнышка. Зима начинает потихоньку поворачивать на лето. Солнышко на лето, зима на мороз.
Иметь ум ― это ещё не всё. Надо научиться им пользоваться. Это поймет тот, кто уже испытал такое состояние. Напрямую мало кто пользуется разумом, чтобы определить поведение. Умом считают или догадку или рассуждения. Но умение пользоваться разумом, жить в согласии с ним ― нечто совсем другое. Таких людей немного. Их-то и называют мудрецами.
В каждом человеке есть общее всем людям. Задача писателя найти это, изобразив индивидуальное. И, если образ правдив, общее, типическое проступит само.
Счастье ― это достижение желаемого, чаще всего приятного. Но такое счастье временно. Именно поэтому не надо отказываться от того, что есть и неизбежно должно пройти. И бояться такого счастья не надо. Нет опасности заснуть в лености и покое, уснуть в тине эгоизма. «Несчастье ― школа», «за битого двух небитых дают» говорят в утешение несчастным. Но «счастье ― лучший университет». И пусть оно ― только миг. Воспоминание о нём наделяет человека силой жизни, надеждой. Утрата надежды разрушает хрупкое равновесие жизни.
Три стадии проходит человек, одарённый задатком творчества: почувствовать первую вспышку таланта, осознать её и ― самое трудное ― научиться проявлять свои способности.