Река времени. Дневники и записные книжки

Раньше говорили, что искусство есть подражание природе. Теперь постмодернисты утверждают, что искусство ― подражание уже созданным образцам и даже весь смысл его в пародировании этих образцов. Если взглянуть в прошлое, то окажется, что примеров подражания образцам гораздо больше, чем неподражания. На основе ученичества, заимствования, переклички ― шаг или несколько до самостоятельности. Так развивается культура, где верхний кирпичик покоится на нижнем, а не висит в воздухе. Если это кирпичик, а не подражание кирпичику.

Нынешний же постмодернизм, особенно концептуализм с его обыгрыванием контекстов, перетекает в пародию и самоиронию. Переворачивание постулата здравого смысла ― вот содержание концептуализма.

О лжи писателя

Гоголь выдумал своих «героев» такими, какими они вышли из-под его пера. Он выдумал своих Чичиковых, Ноздрёвых и т. п., сделал из них карикатуры, заострил черты. Но их прототипы существовали. Вот почему мы верим в Чичиковых, Хлестаковых, Коробочек, Собакевичей и пр.

Молчание в речи

Относительно молчания, думаю: это не немота, а пауза. Немота ― даже не молчание, а просто неспособность сказать. «Онемел» ― «язык проглотил». Молчание же ― не немота. В молчании рождаются слова, оно может быть воздухом, в котором плывут слова. В нормальной речи молчание может занимать до трети времени и пространства. Оно в роли паузы так же, и даже более красноречиво, чем слово, но только вместе со словами, на фоне слов. Молчание без речи невозможно. Если человек не говорит совсем, то он просто не говорит, а не молчит. Молчание ― место для мысли, возможность диалога. Пространство молчания, его глубина могут быть значительнее произнесённого слова, но только в нераздельном слиянии со словом. Примеры тому – актёрская пауза.

Базаров

Евгений Базаров для нас ― это, прежде всего, литературный герой. А какой он в жизни, и кто из известных нам лиц похож на него? Базаров в жизни ― это Сеченов, Павлов, Мичурин, Королёв… Люди яркие, не лишённые поэзии. Посредственность базароидов ― другое дело.

Базаровский тип в политике пострашнее.

Вторичность

Часто говорят о вторичности как о чём-то лишённом самобытного сока, цвета и запаха. И это справедливо, если речь идёт об эпигонстве, о ряженности в чужие одежды, о краже чужой творческой собственности. Но бывает «вторичность» как обращение к образам других культур или других поэтов. В сущности, без такой вторичности культура невозможна. Это не присвоение чужого, а перекличка.

Плохо, когда поэт смотрит чужими глазами, слушает чужими ушами, говорит чужими словами и даже чувства заимствует у другого. Если же он пропускает чужое через сердце, это уже разговор по душам. Так было у Пушкина, в ещё большей степени, у Жуковского. Должен быть свой голос в стилистике другой культуры. Сколько поэты берут из мифов, из преданий, друг у друга, наполняя тему, приём своим содержанием!

Обращение к мифам древней Греции, к её философии, науке, медицине означало для северных народов приобщение к родоначальному европейскому типу мышления, а вовсе не симуляцию, не бездумное подражание. Вероятно, то же можно сказать и о России по отношению к Европе.

Одиночество

Есть одиночество среди людей, и одиночество перед вечностью. От последнего спасает только вера в бессмертие души, в вечную жизнь. Но есть одиночество как средство духовной сосредоточенности, самопознания.

***

Два русла: московские и петербургские журналы. Река одна, но северный рукав, кажется, почище, поинтеллигентнее, не так засорён. Во всяком случае, так было до недавнего времени. Московская литература ― гигантская воронка, втягивающая в себя всё: и хорошее, и дурное. По ней видно, как современная литература разрушает стереотип старого гуманистического подхода к человеку. Новая «правда» тяжела, безотрадна, тяготеет к низшей природе человека. То же и с театрами. Похоже на то, что нормального театра в Москве уже нет: одни фантазии больных или уступающих больной моде людей. Говорят, какова жизнь, такова и правда искусства. Но человек всё же изменился меньше, чем литература о нём. Чехов на сцене ещё возможен и по-чеховски, а не по-модернистски.

***

Бывает правда без красоты, как и красота без правды. И это ― неполная правда и неполная красота. Хорошо, когда то и другое вместе под солнцем добра.

***

Ещё о петербургской и московской школе. Петербургская более отчётлива по форме. Собственно, о московской школе вряд ли вообще можно говорить. Москва ― литературный космополис без границ, Петербург тоже космополитичен, но сознаёт свои берега. Впрочем, и они размываются.

«Чайка»

Американский кинофильм «Чайка». На удивление отчётливое толкование пьесы. Динамичное действие, точные акценты, прояснённый подтекст, что не удавалось нашим. Странность русской души, тема национального характера, русской судьбы ― тот тайный шифр, который заложен в тексте и так трудно прочитывается. Разорванность сознания, внутренний сумбур ― отсюда недовольство жизнью. И в этом свете становится понятным то, что плавало в тумане.