Река времени. Дневники и записные книжки

Потом М. Шолохов «Тихий Дон». В этом ряду и К. Паустовский, и Вл. Солоухин. И уже потом Бунин с его культом формы, языка.

Но вообще, всё, что читалось: И Л Толстой, и Достоевский, и Тургенев, и Чехов. Для меня нет плохих писателей в нашем «золотом веке». Да, наверное, их нет и вообще. Каждый ― большая литературная личность.

Из иностранных, особенно в юности, Д. Лондон, Э. Хемингуэй, Т. Манн, М. Пруст, Д. Джойс, Н. Саррот, которых я знал в отрывках. Потом Г. Бёлль, Стейнбек, Селинджер, К. Воннегут и автор «Чайки по имени Джонатан Левинстон…».

Самый же близкий в смысле языка ― Г. Флобер. Пример сладостного стиля. Такого наслаждения, как от чтения «Воспитания чувств» в переводе А. Фёдорова, я не испытывал ни от какой другой книги.

Но, конечно, загадка языка этим полностью не объясняется. Музыка живёт в душе, переплавляется чувством в очистительную и сладостную мелодию слов.

Тонкие миры

Всё чаще говорят о «тонких мирах», о «божественной матрице», как там всё лучше, чем здесь. И, в самом деле, если посмотришь вокруг остранённым взглядом на то, что считается красивым, многое покажется жалкими, смешными потугами на красоту. Мир наш груб, жесток, безобразен более, чем красив, а людям хочется верить, что есть мир иной, вознесённый над грубой материей. Но ведь дом строится не с крыши, а с земного основания. Так и жизнь начинается с насущного, простого и только потом поднимается ввысь. И мироздание вряд ли начинается с духовного, но если и начинается, то всё равно имеет основание вещественное.

Цивилизация

Новый шаг цивилизации. Прежнее, привычное, освящённое веками кончается, просто рушится, сметается неудержимым потоком, подобным цунами, смывающему всё на своём пути. Всё меняется, но человек может этим изменениям не подчиниться. Он свободен. Пусть все поют новые песни, а я буду петь то, что полюбил в юности. Но, чтобы этого захотеть, надо любить своё прошлое, детство своих чувств, и к тому ещё иметь ясное сознание.

Викторианский стыд

У Н. Берберовой в «Железной женщине» говорится, что был некий «викторианский стыд» у людей века девятнадцатого и даже ещё в середине двадцатого. Я очень хорошо помню это чувство. Может быть, оно было на грани пуританства и даже ханжества. Большая часть правды скрывалась, но всякая ли правда полезна душе? Стыдно было сказать о чём-то неприличном или казавшемся таковым. Детям не говорили правды о зачатии и рождении, и о сексуальном воспитании в школе никто не мог и подумать. И, кто знает, чего больше: хорошего или дурного принесло это воспитание молочным душам, нуждающимся в пище нежной больше, чем в грубой!

Теперь думаю, не это ли чувство «викторианского стыда» мешало и мешает мне выговаривать «всё», принимать эстетику бесстыдной правды, обязательную в современной литературе? Что ни говори, стыд ― чувство не напрасное.

Молодость

Долго думал, что буду всегда молод, и верил, что так и будет. Но вот ломота вступила в суставы, и понял я, что старею и время жизни не остановить. И сказал я себе, как говорили все люди до меня: «Время твоё в костях твоих».

***

Не топят. Стены в доме остыли, отсырели. Сильная простуда. Глухой кашель. Знобит, и не спится. В голове бессвязные картины. То представится Москва, родной переулок так явственно, точно я там и в самом деле.

Вечером по телевидению передача «Суд времени». Судят Иоанна Грозного, был ли он выдающимся государственным деятелем или кровавым диктатором. Можно быть и тем, и другим в одном лице. Так в истории часто и бывает. Исключения редки. Но вот вопрос: почему в памяти простого народа остался именно этот царь, а не Иван Ш, или Василий? Жестоки были и тот, и другой, и третий. Царь без характера вызывает в народе презрение (пример, Николай Александрович Романов). Дело не в этом, а в том, что всё, связанное с Иваном Грозным, грандиозно, драматично, и страшно, и привлекательно. Такова природа людей. В памяти остаётся не ничтожное, а грандиозное. И я бы поставил вопрос так: грандиозная или ничтожная личность этот несчастный царь?

Остаётся в памяти народной не только зловещее, но и доброе, как Владимир Красное Солнышко, но тоже в силу необычности поведения и масштаба личности.

В качестве доказательства, каким кровавым деспотом и неприятным человеком был Иван IV, показали отрывки из фильма «Царь». Личность Ивана противная, мелкая, не царственная, отвратительная даже внешне. Если это что-то и доказывает, то только плохой вкус режиссёра. Не тот образ хранится в памяти народной. Так, либерализм, стремящийся во имя свободы всё развенчать, разрушить мифы, выплёскивает из ванны вместе с водой и ребёнка. Чуждый взгляд людей, которым всё в русской истории противно. Уместно вспомнить замечание А. С. Пушкина по поводу такого взгляда на русскую историю: «Нет справедливости в поношениях, и нет истины, где нет любви».

***