Почти целое лето не обращался к дневнику. Занят повестью. Каждое утро что-то новое, хотя бы несколько строчек. И после этого чувство исполненного долга, сделанного урока как оправдание целого дня: я что-то сделал и имею право жить. Эта заметка едва ли не первая за два месяца. Если мысли сдвинулись, пошли, значит, осень, пора бодрости, близка. И, правда, вечером похолодало.
Портрет
Портрет Гоголя кисти художника Моллера. Чудесный колорит, ясные глаза, улыбка, подобная улыбке Монны Лизы. Одно из самых прекрасных изображений человеческого лица. Но, как ни прекрасно самое прекрасное лицо, всматриваясь в него, понимаешь, что и оно грубо, как груба всякая внешняя оболочка, что за ним едва намечается предвестие чего-то недосягаемого.
Болото
Чтение в «Роман-газете» очерков В. Огрызко «У нас была великая литература». Входишь в мир большой профессиональной словесности с её высокими мерками, крупными людьми, у которых, со всеми их слабостями, не убывает масштабности. Последние могикане, способные на великодушие, на крупные поступки.
День рождения
Сколько их было на моей памяти, этих дней! Вот и ещё один. 28 октября/9 ноября. День, как почти всегда в эту пору, пасмурный. Редкий снежок. Сыро и пасмурно. У памятной доски на месте дома, где родился знаменитый писатель, ежегодное собрание почитателей. Все ёжатся, прячутся от ветра под воротниками пальто.
Но что такое холодный ветер по сравнению с тем, что приходилось и приходится терпеть нашим писателям? Да, у нас была великая литература. А, может быть, есть и сейчас. И всё это благодаря тому, что у нас были такие учители, как Тургенев, Толстой и иже с ними.
Стоит вспомнить хотя бы одно имя из дорогого пантеона, как тут же рядом возникает другое, третье ― и встаёт блистательный ряд наших защитников и учителей.
Три ключевые фигуры держат на своих плечах свод нашего золотого века, не в обиду будь сказано другим богатырям нашей художественной прозы: это Тургенев, Толстой, Достоевский.
Так восславим небо за то, что оно ниспослало нам такое яркое дарование, как сегодняшний именинник!
Сказав это, я приподнял картуз. И все зааплодировали.
Чтобы понимать историю, надо чтобы она была населена живыми людьми, как в «Исторических очерках» В. О. Ключевского. Портреты М. Ф. Ртищева и Аф. Лавр. Ордин-Нащокина как предшественников преобразований Петра Алексеевича.
История глубоко человечна. Не в смысле сентиментальности, а в том значении, что всё делается людьми, со всеми их достоинствами и недостатками. И люди эти – единственные во все времена. Не бывает и не может быть двух одинаковых, если это не клоны. Чем больше вникаешь в историю человечества, тем яснее, что вся она ― путь человеческих прозрений, заблуждений, сбывшихся и несбывшихся надежд.
Как трудно доставалось нам устройство государства, общественного порядка! И тем больше нужно дорожить тем, что достигнуто.
Национализм и патриотизм ― дети одной матери, но какие разные! Национализм ― беспокойный, нервный, противопоставляющий свой народ другим, внутренне и внешне агрессивный. Узкое острое чувство своего народа, настороженное чувство самозащиты, проистекающее из страха и неуверенности.
Патриотизм ― чувство более спокойное. Это любовь к Отечеству, где живут разные люди и народы. Любовь же «терпелива, не гневается, всему верит, всё прощает».
Сила
Безграничная сила, не управляемая разумом, погубит человечество. Ещё хуже, если культивируется агрессивная и грубая сила как всеразрешающее средство.
Человеческий род несовершенен ― и полагаться на одно своё хотение не должен. Одно это уже делает жизнь печальной и трагичной.
Думая о смысле жизни, все мы предполагаем что-то высшее, объясняющее необходимость нашего движения. Мы идём ― следовательно, куда-то должны придти, лучше туда, где ждёт нас если не награда, то объяснение великой тайны. А что если весь смысл этого движения в том, что жизнь сначала дарит нам красивый обман, а потом открывает глаза на это?
Табу
Безграничная свобода ведёт к пропасти, к войнам и самоуничтожению. Свобода должна соединяться с категорическим императивом. Вся цивилизация стоит на стремлении к свободе, ограниченной запретами, табу.
Сказать, что не удался эксперимент с жизнью на земле, от кого бы он ни исходил: от Творца, инопланетного разума или от природы, значило бы взять на себя слишком большую ответственность. Страшно признать такую правду.
Чем больше цивилизации, тем меньше души. Отчего? Цивилизация ― это разум, знания, навыки, техника, а душа ― это чувство. Чем больше мы пользуемся благами цивилизации, тем меньше живём сердцем.
Ритм речи
Читаю рассуждения М. Т. Цицерона об ораторском искусстве. Мои давние мысли, что звук, музыка в художественной речи первичнее рассудка.