Река времени. Дневники и записные книжки

То же можно сказать и о литературе в изображении мерзостей жизни. Правда правдой, но необходимы в искусстве и правила этикета, общественной гигиены, иначе можно задохнуться.

***

Замечательный писатель Сергеев-Ценский, ныне почти забытый. С глубокой правдой о старой жизни, которую теперь поэтизируют. «Из конца в конец по огромному пустырю выла метель. Полновластной хозяйкой носилась она по его земле, купленной трудами целой жизни…». Это из рассказа «Дифтерит» о человеке, положившем жизнь на то, чтобы разбогатеть, и настигнутом смертью.

«Моя земля», ― говорили когда-то и теперь снова повторяют. Вспомнилась мысль из рассказа Льва Николаевича Толстого» Много ли человеку земли нужно», что земля не может принадлежать человеку. Не земля принадлежит человеку, а он ей.

Орфическое имя

― Как вы открыли для себя Пушкина? ― спросила у меня девушка-телеведущая.

Я хорошо помнил, когда и как это произошло. Была ранняя осень. Я учился в восьмом классе школы. По программе положено было читать «Евгения Онегина». До этого, как все дети, я читал ради содержания, не понимая значения формы, а тут открыл для себя красоту слова, был очарован, осчастливлен беглой лёгкостью стиха. Целые страницы так и ложились на память. Потом я ещё много раз перечитывал «Онегина» и знал чуть ли не весь роман наизусть. Это было начало сознательного чтения.

Пушкин вообще связывается у меня с чувством начала, первооткрытия. Родился он в начале лета, в пору цветения садов, посетил О. в начале своего путешествия на Кавказ в 1829 году. Был у начала нового литературного языка, дал первые совершенные образцы гармонии. «Тебя, как первую любовь…», ― сказал о нём поэт тоже как о неповторимом чувстве начала жизни.

– А как вы считаете, будет ли когда-нибудь второй Пушкин? ― спросила телеведущая.

Я немного подумал.

– Если Пушкин ― начало, то двух начал быть не может. Он был и останется первым. Будут другие гении, но первоначальность повторить нельзя. В литературе нельзя уступить первородство за чечевичную похлёбку. Он сказал: «Да будет свет!» И стал свет. Никому другому сказать это уже не дано.

Пушкин как Орфей. Этот древнегреческий поэт и певец был когда-то реальным человеком, но греки через тысячу лет сделали из него миф. Так и Пушкин через тысячу лет станет орфическим именем.

Дети индиго

По телевидению дети с особенными способностями к языкам, математике, спорту. Конечно, человечество умнеет, но важно не только и не столько то, с какой лёгкостью усваиваются языки и формулы, а становится ли человек при этом лучше. О современных детях этого не скажешь. Они больше, чем мы в нашем детстве, устремлены на себя, высокомерны, заносчивы, недоброжелательны и необщительны. Все точно маленькие наполеоны, «двуногих тварей миллионы для них орудие одно».

Раскрываются ли их лучшие человеческие возможности? Большой вопрос. Пушкиных и Толстых среди новых поколений что-то не видно.

***

Жить люди хотят всё лучше и лучше, понимая под этим прежде всего материальный достаток. Но чем безграничнее возможности такого человеческого «я», сосредоточенного на «хочу», тем тревожнее на душе. Нельзя жить хорошо и легко, не зная страданий и сострадания. Нарушается равновесие. Чаша весов слишком склоняется в одну сторону. Чем «лучше» живётся людям, тем большая опасность их подстерегает.

Будда, Христос, Лев Толстой, Ганди своими проповедями смирения, умеренности, даже бедности хотели спасти человечество от гибели, но чувство меры не стало знаменем человечества.

***

Старый фильм «Белые ночи» по телевидению. Сколько всего пережито за эти годы, сколько утрачено, приобретено! Было сомнение, вызовет ли он те же чувства, что и в юности.

И какой благодатной волной омыло сердце, едва оно погрузилось в мир чувств милых и благородных, детски чистых героев!

Есть ли в какой-нибудь другой литературе что-нибудь подобное по силе любви и сострадания, нежности, тонкости и благородству чувств? Пожалуй, три повести стоят тут в одном ряду: «Ася» Тургенева, «Олеся» Куприна, его же «Гранатовый браслет».

Зрение и слух

Снова Сергеев-Ценский: роман «Бабаев». Мучительный психологизм, хотелось сказать, русский. Какая-то чрезмерная мощь литературного Святогора, которого едва носит земля, зоркость, переходящая в пронзительность рентгеновского просвета. Изобразительность без сфумато, без дымки, глазам больно. Не может так видеть и чувствовать обыкновенный человек, герой романа, офицер. Слишком изощрённое видение внутреннего мира. Но для лаборатории, для школы полезно. Художник рисунка и кисти, буйных красок, линий и форм, провидец того, что скрыто за ними.

Я сначала слышу музыку, и через неё проступает поток слов, как нотный ряд. Это от музыки, от лиры. С.-Ц. ― от рисунка и живописи. Иероним Босх с его адом внутренней жизни героя.

Пора бодрости