Мне 75 лет. Юбилей. Нельзя сказать, что я оставлен вниманием, обделён любовью. Был творческий вечер, встречи, поздравления по телефону. Я не оставил за собой пустыню. Сказали даже, что я приношу радость людям своим существованием, в чьей-то душе оставляю светлый след. Однако на душе всё равно печально и одиноко.
Но вот написал об этом – и как будто легче. В самом деле, о чём грустить? Я жив, относительно здоров, кому-то нужен. Чего ещё желать?
Быстрота, быстрота… Каждое утро слушаю новости по радио. Мир летит с головокружительной скоростью. Куда? Зачем? Никто не знает. Страшно заглянуть в будущее.
В репортажах молодых журналистов юношеские и особенно девичьи голоса частят так, что трудно разобрать слова, проглатывают окончания. Зачем они? Вперёд, вперёд? Думать не надо. Главное – скорость, не отстать от других, угорелых и оголтелых.
В погоне за скоростью стирается форма, сгорает обшивка нашего мира. Губительная радиация сжигает кислород. Сотрётся форма – свернётся мир, пожухнут, как осенние листья, культура и мысль.
Общечеловеческое, конечно, шире, выше, чем узконациональное, но всеобщее выражается через многоцветие национальных культур.
К «бестиализму» может вести не только деградирующий национализм, но и бездуховная цивилизация. Духовным лидером мира, скорее, может быть не отдельное государство, не государство вообще, а сообщество идеалистов, в самом хорошем смысле слова. Но это утопия. Между мудрецами-идеалистами и «денежными мешками», которым служат политики, нет общего языка. Сильнее и прочнее, чем военная и экономическая силы, мир могла бы объединить религия, но в наш атеистический, научно просвещённый и материалистический век это вряд ли возможно. Да и вряд ли нужно.
Что же делать? Ждать, когда человечество поумнеет, подобреет? Торопить приближение царства земного не следует, но и сидеть сложа руки тоже не стоит. Надо по мере сил увеличивать количество добра в людях.
Глобализм и либерализм – явления очень сложные. Либералы требуют безусловных свобод, полной отмены цензуры. Но человечество антропологически ещё духовно, нравственно и умственно незрело. Разве можно вручать существу умственно и физически неполноценному безграничную свободу? Оно нуждается в воспитании, а воспитание не бывает без запретов, в иных случаях, и принуждения. Культура начинается с табу и сохраняется благодаря табу. Свобода от всего невозможна.
Не уместнее ли говорить об умеренном либерализме и умеренном национализме на гуманных основах, о равновесии этих двух начал?
Вечером по телевидению музыкальный фильм 1938 года «Волга-Волга». Блистательная лента, великолепный, динамичный сценарий А. Александрова, Н. Эрдмана, звёздная игра (И. Ильинский, Л. Орлова), прекрасная постановка во всех частях, от звукозаписи, речных натурных и простых павильонных съёмок, до грима. Жемчужины диалогов, крылатые выражения, живущие и поныне, лёгкий беззлобный юмор. Радость жизни свободных людей. Таково было доминирующее народное чувство, несмотря на политические репрессии, диктат идеологии и пр. Конечно, это заслуга сценаристов, в известной степени, государственный заказ. Но зритель об этом не думал, а радовался, и смеялся, и пел вместе с героями. Сейчас такие фильмы называют мюзиклы.
Год, когда были молоды мои отец и мать, молодые тёти, дядя. Все они, и, может быть, дедушка с бабушкой, конечно, смотрели этот фильм, жили энергией того времени, чувствовали себя счастливыми и думать не думали, что когда-нибудь будут старыми, а потом и вовсе умрут.
Эти полтора часа я жил вместе с ними. Хотя в 1938 году меня ещё на свете не было, но год моего рождения приближался. Мама и отец, наверное, уже были знакомы и, возможно, сидели в полутьме кинозала, взявшись за руки, где-нибудь в кинотеатре «Экспресс», «Ударник» или «Колизей».
Чего бы я хотел от будущего? Как, наверное, многие, желал бы, чтобы не возвращались телесные боли настоящего (с душевными я справлюсь сам), чтобы вернулось лучшее из прошлого, чтобы ожили желания любви даже с их страданиями, чтобы всё внутри и снаружи обновилось и пришло в то состояние, в каком было в благополучную пору жизни. Как было бы хорошо! И как горько, что этого не случится!
Какие тяжёлые поздние декабрьские рассветы! Природа как будто не хочет просыпаться. Сама жизнь не рада себе. А когда-то казалось, что нет месяца лучше и радостнее. День рождения, бабушкин яблочный пирог с плетёными из теста словами поздравления, первый снег, зимняя бодрость, каток. А там близящиеся новогодние праздники с ёлкой, подарками, школьными утренниками. Во всём особое чувство гордости: первое декабря (день рождения), первый месяц зимы, первый снег, первый раз на коньках. Всё такое первое неслучайно, всё для тебя! Ты – первый.
А теперь всё наоборот. И месяц – последний в году, и туманы, и хмарь, и ты – не первый; коньков, катка, нет; ёлка не нужна. Что в ней? Одни хлопоты. И чувства, что всё для тебя, что живёшь в первый раз, тоже нет. Праздник жизни кончился. Всё и для всех на земле кончается.