Река времени. Дневники и записные книжки

Теперь, говоря о критических настроениях в обществе по поводу всех исторических бед России, принято ссылаться на И. Бунина. Он, размышляя о причине постигших Отчизну несчастий 1917 года и позже, значительную часть вины видел в русской интеллигенции, особенно в литературе. Она, де, начиная с Грнгория Котошихина и князя Курбского, говорила слишком много плохого о русской жизни и тем подготовила переворот в умах и крах империи. Литература и в самом деле ставила клеймила уродства русской жизни, говорила о бедах народных, о вине власти и господствующего сословия. Это было откликом общественных настроений, бравших своё начало в жизни. Литература болела за народ, просвещённые дворяне каялись в своей вине перед ним и мечтали о лучшем. Горькая правда литературы была правдой жизни. А разве французская, английская и какая-нибудь иная словесность поступала иначе? Но кроме обличений и критики в нашей литературе была поэзия и красота такой силы, равной которой немного в мировом искусстве слова. Томас Манн говорил, что главное в русской литературе ― правда, а красота вслед за правдой появляется как бы сама собой.

Нет, Иван Алексеевич, причины наших бед и трагедий много глубже и исторический смысл существования России онтологически таинственен и ещё не разгадан.

***

Говорят, кто ясно мыслит, тот чётко излагает. Это стало трюизмом, почти пошлостью, даже стыдно повторять. Для греков и римлян, среди которых процветало искусство риторики, ценившееся выше многих других талантов, это не подлежало сомнению. У них был вкус к краткости, и жанр афоризма был полноправным и очень популярным среди других видов красноречия. Но в наши дни, когда знания о человеке, о речевой области мозга намного обширнее, приведённое утверждение кажется слишком наивным. Взаимоотношения между словом и мыслью сложнее, чем представлялись древним.

Бывает так, что не только мысль диктует слову, но и слово диктует мысли. Люди пера это хорошо знают. Вдохновение часто опережает сознание. Слово уже сказалось, и так хорошо, как и не снилось разуму, а мысль только в растерянности хлопает глазами: как, дескать, это всё случилось? Импровизаторы ― лучший тому пример. Слово у них как будто опережает мысль.

Что же всё-таки важнее: мысль или слово? Что имеется в виду в Книге книг, когда говорится, что в начале было Слово-Логос: творческий акт, или логическое решение?

Магия имени

На экскурсии по литературным местам женщина-гид читала стихи одного знаменитого поэта. Искушённое ухо слышало слабые созвучия, мысль видела неясность выражения. Стихи были не лучшие, что случается у каждого поэта. Но магия имени была так велика, что ни у кого не закралось сомнение. У великого поэта должны быть только великие стихи. Были улыбки умиления, кивание головами. Недостатков никто не замечал. Форма, звучание в стихах, как и в прозе, конечно, важны (куда же без них?), но состояние души наполняет даже не самые удачные с точки зрения техники строки высшей жизнью, стремлением подняться над буднями. И люди это чувствуют. Ну и, конечно, магия имени делает своё дело.

Конец лета

Слава богу, душное жаркое лето кончается. Теперь всего приходится опасаться: слишком жаркого лета, слишком трескучей зимы. Всё в мире, в природе самой так нестойко, хрупко. И всё отражается в душе человека.

***

Всё в жизни проходит, как сон. Вспомнишь что-то далекое или совсем недавнее, просто пустячное, как утром сидел после лекции в вестибюле института, ел купленное с лотка песочное пирожное, немного стесняясь и стараясь этого чувства не замечать. И вот этого уже нет, как будто и не было. И так и всё остальное. «Как о воде протекшей будешь вспоминать…». А о многом даже не вспомнишь. Что ж? Только миг, длящийся какую-нибудь секунду, и есть жизнь? Да. А остальное – тень с проблесками света.

***

Долог путь нашей жизни. Вот я почти уже ничего не помню из дней моего младенчества. Память наша вообще зыбка, смутна. Многое и вовсе не отпечаталось в образе, в чувстве. Мелькнуло, даже не как искра, а как тень в тёмной глуби ― и пропало. В расплывчатой воде ещё не проснувшегося сознания не оставило даже следа, простого отпечатка. Да и зачем? Значит ли это, что я ещё не жил, не чувствовал? Жил, конечно, и чувствовал. Может быть, память проявлялась лишь в крайних точках радости и страдания? Но какие страдания на утре дней? О, муки, несчастья не щадят ни старика, ни ребенка. Нападают при свете дня и ночью. Разве дети меньше болеют, страдают? Но и от этого остаются на экране памяти только вспышки, случайные обрывочные картинки, а не связный рассказ.

***

Ещё и солнце не успело зайти, а нарождающийся месяц уже взобрался на самую верхушку неба. Он ещё младенец, ему всё позволено. Прошло две недели – и полная луна, окутанная оранжевой шалью, задумчиво и подолгу стоит над краем земли, словно отяжелевшая от своей женской красоты, чувственной тягости.

***