В каждой национальной литературе есть свой герой, выражающий народный характер. Молодой честолюбец ― излюбленный герой французской литературы 19 века. В русской ― это человек страдающий, взыскующий справедливости.
Странно, никогда прежде не приходило в голову, что герой романа А. Дюма «Граф Монтекристо» и залетевшая в нашу историю зловещей птицей фигура убийцы Пушкина, носят одно и то же имя: Дантес. Даже одинаковые имена звучат по-разному, если люди, носящие их, внушают разные чувства.
Я был очень удивлён, когда открыл это звуковое тождество, и даже не поверил себе. Помню, ещё спросил себя, не ошибся ли.
Много спорят в «Лит. Газете» о допустимости вымысла в исторической беллетристике. Главное требование «реалистов», что не должно выдумывать то, чего с реальным персонажем не было. Но не выдумывать совсем беллетрист не может. Но разве можно запретить мысль, догадку, воображение? Критика должна объяснять, а не запрещать или предписывать. В этом её единственное назначение.
Как много мудрости, великих мыслей, забытых книг! Как современны многие из них и как мало знакомы с ними современные просвещенные люди! Между тем, мысли эти ― основа разумной общественной жизни, первоначального воспитания. Как не хватает нам знания этих основ, вдохновлявших к жизни гражданской наших предков! Основ нет, так и дом не стоит.
Читаю Льва Кассиля «Великое противостояние». Книга московская по стилю. Из той, всё более отодвигающейся от нас эпохи, когда быть маловерным, половинчатым, унылым было просто невозможно.
Всё сказанное относится к любой хорошей книге той эпохи. В ней были свои болезни, много горя. Но организм народный был сильнее хворей.
Рискованный человек
У нас, когда так о человеке говорят, известно, что пути ему нет. У нас не рискуют, а умело прячутся. В нашей жизни главный враг ― риск, неожиданность. Начальство любит людей тихих, гибких. Но гибкое дерево вырастает кривым, а с уклончивыми людьми можно зайти так далеко по ложной дороге, что не будешь знать, как выбраться.
Совпадения
Есть какое-то круговое совпадение в календаре. Начало века: раскол, смуты, возрождение и подъём. Середина: затишье в общественном сознанье. 70—80-е всегда тяжело дышат. С 90-х ртутный столбик ползет вверх и переползает на начало нового века с его лихорадками. Конечно, совпадения не буквальные, но всё же… Годы: 1612, 1812, 1914—17 и т. д. Впереди 2012 и 2014. Не дай Бог ничего дурного!
Что стало с музыкой ― отражением вечной гармонии? Музыкального шума много, топота, рёва. Магнитофоны на улицах, из окон домов, в транспорте: хочешь, не хочешь, слушай. Что это людям так весело? Что они празднуют? И это в то время, когда всё рушится? И каков мир, такова и музыка.
Больше стало и праздников. Каждый день придумывают что-нибудь новое. Словно Валтасаровы пиры перед гибелью.
Есть великий смысл в том, что в жизни больше будней, чем праздников. И есть смысл в том, чтобы этот обычай не нарушать. Это почти долг человеческий перед строгим порядком жизни. Если долгов не платить ни сегодня, ни завтра, их накапливается так много, что человек оказывается банкротом, и ему остаётся одно: оглушать себя громкой музыкой, как пьянице водкой.
Корчеватели садов. Слышали мы раньше такое сочетание слов? Насадить сад всегда было делом самым благим, радостным для души. И вот появились те, кто сады вырубает. Страшные, непонятные люди! Как же должны быть истоптаны у них самих души, чтобы разрушение, уничтожение жизни стало привычным делом! Если бы это были обыкновенные хулиганы… А то руководители районов, областей, республик. Могут ли такие умственно и нравственно отсталые люди руководить обществом? Сколько их, разрушителей памятников, деревень, корчевателей садов, всего нашего быта и внутреннего мира! Они уничтожают оболочку, окружавшую людей, и нечем стало прикрыться от непогоды.
Было время, когда с природой говорили на языке завоевателей. Теперь наступило другое, когда природой принято умиляться. Но настоящему, естественному отношению человека с природой не свойственна ни наглая завоевательность, ни слащавая сентиментальность. Самой природе эти чувства совершенно чужды.
Снова, как в «хрущевскую оттепель», повеяло ветром перемен. Но воздух другой, без нежных весенних надежд. Ветер суровой правды, счётов с прошлым. Легально в журналах потоком ранее запрещенные произведения. Читаю «Доктора Живаго». Что-то от высокой литературы доктора Фауста Гёте и доктора Фаустуса Т. Манна. Изобразительная палитра импрессионизма, но несколько статичная манера повествования. Смысловая ткань очень насыщенная, читается нелегко, но оторваться трудно. Россия на изломе судьбы. Мост между старой и новой литературой. Впечатление такое, что в прежней России всё добротнее. Революционерам казалось, что всё плохо. И вот всё взорвано, всё сметено. Стало ли лучше?