Река времени. Дневники и записные книжки

А кто не слышит голоса поэта,
Тот только варвар, кто бы ни был он.
                                            И.-В. Гёте

***

Что вообще стоит наша жизнь? Пока мы здесь, тело наше и болеет, и радуется, с ней вместе и душа. А уйдём… останется только звук, отзвук, да и то от многих недолгий.

***

Телу моему в болезнях плохо, но и в этом состоянии я могу думать не только о хворях, воображать что-то, уноситься куда-то в пространстве и времени. Свободна только моя душа; тело ― нет.

Вот сейчас, несмотря на головную боль и ломоту в костях (грипп), переношусь в прошлое, в родной переулок, вышагиваю вдоль стен домов, вижу свой дом и соседние дома, школу напротив, трамвайные пути… Могу лёгким усилием оживить лица и движения друзей и недругов. Голова болит, но душа моя свободна. Что заботиться о теле? Оно все равно обречено. И вся-то жизнь телесная мало стоит.

Думаю об этом и в то же время смотрю в окно на дорогу. Там проносятся туда и сюда автомобили. Рождается метафора: «с крысиной наглостью проносятся остромордые иномарки».

Включаю ненадолго радио. Мелодии Востока. Тягучие, заунывные и бесконечно печальные, как будто жалуется и плачет душа падшего человека, изгнанного из рая. Люди Востока ещё помнят об этом.

В ранней юности, брошенный в этот город как в бездонную яму тоски, как-то вечером, уже в постели, услышал индийское сказание о принце Народе и вине (музыкальном струнном инструменте, на котором он играл). Густая, глубокая печаль лилась из звуков смычка и струны; прошлась по сердцу и так и осталась там.

***

Утром всё так же плохо. На минуту радио. Песни-рок на иностранном языке. Хрип, рёв, истошные крики, судороги, точно беснуется ад, радующийся, что прорвался на землю. Потом что-то ритмически-монотонное, переходящее в визгливое, с мужских обертонов на женские. Бессмысленные песнопенья ополоумевших сирен.

Выключаю ― и сразу тишина, в которой таится всё: молитвы и плачи Востока, божественные мелодии Моцарта и Чайковского, и дикий рёв беснующегося, ненавидящего божественную гармонию Зверя.

Сократ

Перечитываю «Диалоги» Платона. «Апология Сократа».

Школа безупречной логики. Напоминает «Логику» Аристотеля, над которой я бился в шестнадцать лет в читальном зале библиотеки в теплые майские вечера, постигая софизмы о птице, которая пела за окном, знать не зная ни о логике, ни об Аристотеле, ни о Платоне с Сократом.

***

Вспоминания о Льве Николаевиче Толстом, думаю, что главное в этом человеке ― нравственная требовательность к себе, поиски истины в свете совести, как с фонариком в руке. «Не спи, душа!» ― говорит он. И всё, что заключено в десятках томов его сочинений, можно заключить в эти три слова. Вот что привлекает. И, конечно, расцветающее в сердце чувство мудрости. Свет её приятен, поит душу молоком жизни, и повзрослевшая душа входит в мир, где неприятное и обидное становится мельче, чем это казалось в минуту обиды и потом, в целые часы боли и смуты. Душа свободна и счастлива, и способна простить обидчикам, как детям неразумным, «не ведающим, что творят».

***

Славянская душа по природе своей мягкая, уступчивая. И этим пользуются наглые люди. Но, когда она ожесточается, то отвердевает, становится суровой, непроницаемой для жалости и страшной для врагов.

***

Сомнение подрывает веру в свои силы. Привыкший сомневаться человек, теряет веру в себя. Так же и народ. Сомнения Гамлета, нерешительность ― это враг изнутри.

***

Не должно быть кротким правителю при буйстве народном, при глумлении врага ― тем более.

***

Демократия ― не только царство свободы. Она поднимает и личную общенародную ответственность за судьбы страны. Вместе с тем увеличивает и гордыню.

***

Чем отличается романтизм от реализма? Предметом, темой, стилем? Есть литература романтизма, написанная вполне рассудочным языком (Гофман), и есть книги реалистов, выплавленные из раскаленной породы (лирические страницы Тургенева, Толстого). И даже, более того: у одного и того же писателя есть страницы спокойные, с сознательно организованной речью, даже когда пишется о подсознательном, и есть поток беглых чувств. Тогда меняется и речь: лаконизм, скрытые ассоциации, особый стиль, ритм, свойственный музыке.

Думаю, литература разделяется не на романтическую и реалистическую, а на сознательную ― и поэтически вдохновенную, пророчески неясную, как в «потоке сознания». Одна трезва, другая опьянена звуком, волнением чувства. У первой смысл на первом месте, у второй смысл – в слугах у звука и чувства.

***

Редкая книга читается так, как роман о Тристане и Изольде: наивная средневековая сказка, но полная такого живого любовного волнения, что сердце невольно откликается. И вот: главное ― это чувство, изливающееся в звуках и словах, речь как образ этого чувства.

***