Реки Лондона

Моя догадка подтвердилась. Генри Пайка – по крайней мере, той его части, что вселилась в мозг Лесли, – строго говоря, вовсе не существовало.

– А теперь расскажите мне, – попросил я, – все то хорошее, что только сможете вспомнить о вашей матери.

Лесли склонила голову набок.

– Так, теперь вы пытаетесь сделать из меня дурака, – сказала она. Повела рукой в сторону актеров – те стояли и безучастно внимали нашей беседе. – Вам известно, как назвали эту постановку в «Таймс»?

– Мрачной и бессмысленной, – ответил я, поднимаясь на ноги. Если Лесли собиралась держать очередную речь, то для меня это была возможность встать.

– Почти, – кивнула Лесли. – Если точнее, театральные обозреватели «Таймс» считают, что «этот спектакль вобрал в себя всю тяжеловесность рождественского эпизода «Улицы Коронации» [54].

– Вот жесть, – прокомментировал я.

Транквилизатора у меня больше не было, но кейс-аптечка все еще лежал там, за кулисами. Один сильный удар этой штукой по затылку наверняка вырубит Лесли. Но дальше-то что?

Не сводя с меня глаз, Лесли склонила голову на другую сторону.

– О, гляньте-ка, ребята! – взвизгнула она, – вот он, тот самый обозреватель из «Таймс»!

Я подумал, не сказать ли им, что я даже и не читаю «Таймс», но вряд ли они стали бы меня слушать. Поэтому молча рванул к ближайшему аварийному выходу – учитывая его название, это был самый короткий путь наружу. К тому же по правилам техники безопасности его двери никогда не запирались. Светящиеся таблички над ними питались не от общей сети и, следовательно, были теперь единственными источниками света.

Опережая актеров метра на три, я стремительно пересек ангароподобное помещение за сценой и не замедлил движения, даже влетая в первую из дверей. Это стоило мне синяка на ребрах, но еще метр я выиграл. Глаза уже начинали привыкать к темноте, однако даже светящаяся надпись над следующей дверью не спасла меня от столкновения с тележкой, брошенной кем-то посреди дороги. Я рухнул на пол, схватившись за ушибленную лодыжку. На задворках сознания мелькнула мысль, что это сейчас было вопиющее нарушение техники безопасности.

Кто-то выскочил в коридор, рванулся в мою сторону. Один из преследователей оказался проворнее остальных, но в темноте нельзя было понять, кто именно. Я толкнул тележку назад, актер налетел на нее и свалился на пол рядом со мной. Он был высокий, крепкий, от него пахло потом и театральным гримом. Попытался было встать, но я поднялся шустрее, наступив ему при этом на спину. Его коллеги тоже ворвались в коридор, я заорал погромче, чтобы наверняка привлечь их внимание, и бросился бежать. Вопли и ругань тех, кто споткнулся о лежащего сотоварища, несказанно радовали.

Еще дверь, и я попал из тьмы на свет – здешние лампы тоже питались от другой сети. Я снова заметался по лабиринту одинаковых узких коридоров. Влетел в каморку, полную одних только париков, потом свернул в коридор, где на полу кучами лежали пуанты. На одном из них я поскользнулся и с размаху въехал в стену из шлакобетона. Позади слышались вопли актеров, жаждущих моей крови, и тот факт, что угрозы выкрикивались красивыми оперными голосами, жизни не упрощал.

Распахнув еще одну аварийную дверь, я наконец оказался у туалетов на первом этаже, рядом с гардеробом. Где-то в главном фойе били стекло, поэтому я направился к боковому выходу рядом с кассой. Крутящаяся входная дверь с поручнями для инвалидов двигалась слишком медленно, и я бросился к аварийной. Но то, что я увидел сквозь нее, заставило меня застыть на месте.

На Боу-стрит царил хаос. Богато одетая толпа громила отель напротив театра, от горящего автомобиля поднимались клубы грязно-серого дыма. Автомобиль я узнал сразу – это был канареечно-желтый «Мини Купер».

Глава 12 Последнее прибежище

Погромы мало кто любит, разве что мародеры и журналисты. Будучи современной динамичной организацией, столичная полиция разработала планы действий для всех видов нарушения общественного порядка, от потасовки фермеров с полными грузовиками навоза до пятничного наплыва хулиганов с окраин или субботней акции исламистов. Если чего в этом списке и не хватало, так это плана по усмирению двухтысячной толпы разъяренных поклонников оперы, которая, выплеснувшись из главного входа Оперы, двинулась через Ковент-Гарден.

Я был уверен, что у Беверли, пробивной лондонской девчонки, хватило ума слинять до того, как разъяренная толпа подожгла машину. Но знал также, что, если не удостоверюсь, ее мама никогда мне этого не простит. И бросился на улицу, вопя во все горло, чтобы меня тоже приняли за погромщика.