Реки Лондона

На полу магазина среди россыпи полиэтиленовых пакетов сидел босой мужчина средних лет. У меня на глазах он разорвал один пакет и вытащил пару белых пуантов. Сосредоточенно, высунув от усердия кончик языка, он стал натягивать туфельку на свою огромную волосатую ступню. Естественно, у него ничего не получалось, как бы сильно он ни тянул завязки – и в конце концов они просто оторвались. Держа испорченную туфельку перед собой, мужчина горько разрыдался. Когда он швырнул эту пару через весь магазин и потянулся за следующей упаковкой, я оставил его наедине с самим собой. Есть вещи, о которых посторонним знать не положено.

Запасной выход из здания Оперы ведет под колоннаду в северо-восточном углу храмовой площади. Магазин канцтоваров «Пейперчейз» слева от него буквально перевернули вверх дном, и ветер гонял обрывки цветной бумаги по брусчатке. Справа был фирменный магазин «Дисней», ему тоже изрядно досталось, однако соседний бутик с плюшевыми медведями почему-то уцелел и смотрелся этаким мирным разноцветным оазисом. Погром теперь сместился западнее, ближе к церкви, и я понял, что Лесли, скорее всего, в его эпицентре. Решил двигать к крытому рынку, рассчитывая, что при необходимости смогу использовать его как укрытие, чтобы незаметно выбраться к церкви. И был уже на полпути, как вдруг кто-то сзади свистнул. Как следует свистнул, сунув в рот два пальца, и громкий протяжный звук прорезал шум погрома.

Свист повторился, я резко повернулся на месте. И увидел Беверли – она смотрела на меня с балкона паба на втором этаже. Помахала рукой и скрылась. Я встретил ее внизу.

– Они сожгли мою машину, – сказала она.

– Я знаю.

– Мою клевую новую машину.

– Я знаю, – повторил я и взял ее за руку. – Надо убираться отсюда.

Я потянул ее в сторону Королевской оперы, но она не пошла

– Только не этим путем.

– Почему?

– Потому что вон та компания, похоже, гонится за тобой.

Я оглянулся. Актеры из нынешнего спектакля вышли наконец на финишную прямую. Только теперь к ним присоединились весь оркестр и еще какие-то люди в джинсах и футболках – видимо, рабочие сцены. Поскольку Королевская опера ставит чуть ли не самые масштабные спектакли в мире, то располагает очень солидным штатом таких рабочих.

– Боже мой, – ахнула Беверли. – Это что, Лесли?

Лесли с лицом Панча протолкалась сквозь толпу вперед. Подняла руку, и толпа остановилась.

– Беги, – велел я Беверли.

– Отличная идея, – отозвалась та и, ухватив меня за руку, дернула назад, да так, что я чуть не упал. Потащила меня вбок, в один из темных проходов, выложенных кирпичом и ведущих к центру крытого рынка. Было довольно поздно и большинство магазинов уже закрылись, но ларьки с напитками и блюдами кухни разных народов как раз сейчас должны были перевыполнять план, обдирая туристов. Но вокруг никого не было, и я надеялся, что и продавцы, и покупатели успели скрыться куда-нибудь в безопасное место.

Толпа позади нас взвыла, очень слаженно и музыкально. Но это многоголосье перекрывал тонкий, визгливый смех воплощенного духа мятежа и бунта. Внезапно настала зловещая тишина – а потом первые бутылки с зажигательной смесью ударили в крышу. Лесли сказала, что не хочет моей смерти, но мне начинало казаться, что она говорила неправду.

Беверли, не отпуская моей руки, метнулась за угол. Мы попали в один из внутренних двориков и обнаружили там семью немецких туристов. Их было пятеро: флегматичный темноволосый отец, мать с узким лицом и светлыми волосами и трое детей, от семи до двенадцати лет. Когда начался погром, они, должно быть, спрятались за ларьком с едой и как раз вылезали, когда сюда ворвались мы с Беверли. Мать семейства вскрикнула от ужаса, старшая девочка завизжала, а отец весь подобрался и сжал кулаки. Драться он не хотел, но всерьез приготовился защищать свою семью от любых врагов, сколько бы их ни было. Я показал ему удостоверение, и он сразу облегченно выдохнул.

– Polizei [56], – сказал он жене, а потом очень любезно спросил, можем ли мы помочь им.

Я ответил, что мы здесь как раз для этого и первым делом должны всех эвакуировать через ближайший выход. Внезапно пот заструился у меня по спине, и я обнаружил, что жар исходит от огня позади нас. Горела вся задняя часть крытого рынка. Одной рукой я толкнул прочь от огня отца семейства, другой – старшего мальчика.

– Raus, raus! [57] – орал я, искренне надеясь, что это означает «выходите».

Беверли вела нас в юго-западную часть рынка, которая пока не пострадала от погрома. Мы едва успели миновать второй ряд киосков, как вдруг она резко остановилась, и мы с немцами с разбегу налетели на нее. Впереди, у западного фасада, несколько погромщиков вступили в схватку с прибывшими полицейскими.

– Мы в ловушке, – выдохнула Беверли.

Мародеры находились спиной к нам, но обернуться могли в любой момент.