Реки Лондона

Не болтайтесь рядом с ней, не пытайтесь заговорить – поверьте, это плохо кончится. Вот и я поспешно двинулся прочь. Взгляд черных глаз Тайберн сверлил мне спину. Как только я оказался в относительной безопасности на дорожке в сад, то бросился оттуда со всех ног. Не бежал, конечно, вниз с холма до «Свисс-Коттедж», но шел энергично. Внизу был телефон-автомат, в котором я остро нуждался, ибо во время акта вандализма мой телефон был при мне вместе с батарейкой. Я связался с диспетчером, назвал свой код, и звонок перевели на мобильный Лесли. Она спросила, где меня носит, потому что без меня все идет наперекосяк.

– Слепого мы и без тебя спасли, – сказала она. Подробности раскрывать отказалась: мол, «твой шеф сказал, ты должен был быть здесь вчера». Я спросил, где это «здесь». Как выяснилось, в Вестминстерском морге. Это меня взбесило. Да, слепого спасли, но какой-то бедолага все равно распрощался с лицом и жизнью. Я сказал Лесли, что скоро буду.

Поймал машину и доехал до метро «Свисс-Коттедж». Спустился, перешел на Юбилейную линию и сел на поезд в сторону центра. У леди Тай, скорее всего, не было ни намерения следить за мной в метро, ни людей, способных за это взяться. И было даже в какой-то мере хорошо, что мой телефон взорвался: теперь его нельзя было стащить. Как и любой прибор слежения, который она могла успеть на меня прицепить. Не подумайте, я вовсе не параноик. Просто такие штуки свободно продаются через интернет.

Когда я сел в поезд, час пик достиг своего апогея. Наполненность вагона колебалась где-то между «пожертвуем личным пространством» и «набьемся, как селедки в бочке». Заметив, что пассажиры начинают на меня коситься, я отошел в конец вагона и прижался спиной к межвагонной двери. Еще бы, видок у меня был странный и непонятный: с одной стороны, строгий костюм и спокойное лицо, а с другой – явные следы драки на отнюдь не белой коже. Неправда, что лондонцы в метро не обращают друг на друга внимания. На самом деле мы очень остро воспринимаем друг друга и постоянно прокручиваем в головах возможные сценарии развития событий и собственной реакции. Симпатичный парнишка, но все-таки цветной, а вдруг начнет клянчить деньги? Давать или не давать? А если он скажет что-нибудь забавное, отвечать или нет? И если да, то как – смущенно улыбнуться или расхохотаться в голос? А может, его ранили в драке и ему нужна помощь? Если я помогу, не грозит ли мне это чем-нибудь? А вдруг обернется интересным приключением или головокружительным межрасовым романом? Не опоздаю ли я на ужин? А если он сейчас распахнет пиджак и заорет «Аллах Акбар!», успею ли я добежать до того конца вагона?

На протяжении долгих лет наше общество вырабатывало манеру поведения, которая позволяет без особых усилий сохранить мир и покой в отдельно взятом вагоне метро и, соответственно, добраться в целости и сохранности домой. Люди за шестьдесят называют это «правилами хорошего тона». Они нужны для того, чтобы мы не поубивали друг друга. Это как с вестигиями – их не ощущаешь постоянно, однако бессознательно ведешь себя таким образом, чтобы подстроиться под магию, которая копится вокруг. Как я понял, именно это питает призраков: они «функционируют» за счет вестигиев – так же как светодиодные фонарики работают на долгоиграющих батарейках. И уменьшают расход энергии, когда «заряд» кончается. Я вспомнил дом в Пэрли, где мы расправились с вампирами, – там не ощущалось ничего. Найтингейл говорил, вампиры были обычными людьми до того, как подверглись «воздействию». Какому именно и как, никто не знает. После этого они принялись высасывать магию из любых потенциальных источников в пределах досягаемости, включая вестигии.

– Но этого недостаточно, чтобы поддерживать жизнь, – объяснял наставник. – Поэтому они вечно в поиске новой магии, которую можно поглотить.

Исаак Ньютон полагал, что люди – лучший источник магической энергии. Но ее нельзя отнять у живого существа, хоть немного более высокоорганизованного, чем, например, слизевик. Разве только в момент смерти, но даже и это нелегко. Я тогда задал ему логичный вопрос: почему вампиры пьют кровь? Он ответил, что этого никто не знает. Я спросил, почему никто не пытался выяснить это опытным путем, и Найтингейл очень странно посмотрел на меня. Долго молчал, потом сказал:

– Опыты проводились, во время войны. Но их результаты были признаны неэтичными, и все данные по этим исследованиям засекретили.

– Мы планировали использовать вампиров на войне? – спросил я. И поразился: лицо Найтингейла исказила самая настоящая боль вперемешку с гневом.

– Нет, – резко ответил он. И добавил, уже мягче: – Не мы. Немцы.

Если кто-то говорит вам, что куда-то лучше не соваться, стоит послушать доброго совета и действительно не соваться.